Винтервуд
Шрифт:
— О, мисс Херст, вы ведете себя точь-в-точь как если бы вы были моей мамой, — пробормотала напоследок сонным голосом Флора.
Таким образом, Лавиния оказалась единственным бодрствующим человеком, когда за дверью послышался встревоженный шепот Дэниела:
— Мисс Херст! Вы не могли бы прийти? Мы не можем разбудить Шарлотту.
Он стоял в коридоре. Лицо его побелело. В руках он держал пустой флакон со знакомой красной наклейкой — яд.
— Мне следовало догадаться. Она же сказала, что ездила в деревню. Ома поехала туда, чтобы купить еще опия.
Запертая дверь между нею и ее мужем. В своем горе он и это признал.
— Она что — умерла?
— Боюсь, что да.
Лавиния взяла его за руку:
— Возможно, она хотела всего лишь забыться сном. Уйти на какое-то время от действительности. Так же как она делала это раньше.
— Может быть. Джозеф отправится за врачом.
— Я поднимусь к ней?
— Нет, нет. Там Берта. Я не хочу, чтобы вы расстраивались. Вы уже достаточно из-за нас настрадались.
Он не выпустил ее руку из своей, и она повлекла его к лестнице.
— Тогда давайте сойдем вниз и подождем доктора. Я считаю, что вы тоже много вытерпели.
— Лишь бы вы остались со мной. Вы останетесь, Лавиния?
— Как всегда, — твердо сказала она.
Глава двадцать третья
Дети, казалось, просто не могли отвести от нее глаз, даже спокойный, необщительный Саймон. Эдвард стал тихим и вполне поддавался уговорам. Он начал наконец слушаться мистера Буша и уже несколько дней не дразнил Флору. Он был еще слишком мал, чтобы ясно понять, что произошло, и, похоже, не испытывал ничего, кроме чувства облегчения оттого, что теперь ему не придется жить в Лондоне одному с мамой.
Лавиния поняла, что необузданная любовь Шарлотты угнетала душу маленького мальчика. В этом, наверное, и заключалась причина его яростных выходок. Теперь он, хоть и неуверенно, начал испытывать удовольствие от мира и покоя, столь необходимых для счастливого детства.
Флора после всех этих потрясений как-то сразу повзрослела и держалась с трогательным достоинством.
— Мы должны заботиться о папе, мисс Херст, — с самого начала заявила она.
— Да, но...
— Вы не можете думать об уходе, мисс Херст. Теперь вы никогда не сможете нас оставить.
В ту роковую ночь Лавиния дала обещание остаться с Дэниелом. Но она имела в виду только первые самые тяжелые дни похорон и предварительного следствия. Суд вынес заключение: смерть в результате несчастного случая. По-видимому, большинство слуг знало о пристрастии Шарлотты к небольшим дозам опия, оказывавшим на нее успокаивающее действие, и все пришли к выводу, что на этот раз из-за своего волнения она нечаянное приняла слишком большую дозу.
Правду никто никогда не узнает. Да это и неважно, размышляла Лавиния. Шарлотта покушалась на жизнь собственной дочери, и вот теперь, по иронии судьбы, сама была мертва. Смерть Шарлотты заслонила
Однако их жизнь — ее собственная, Дэниела, детей — должна была продолжаться. Пусть пройдет время, которое все лечит, и лишь тогда можно будет принять решение. Но откладывать надолго нельзя.
Однако Дэниел не намеревался соблюдать положенный срок траура. Спустя всего неделю после похорон он вызвал к себе Лавинию.
Она стояла в знакомом кабинете, следя за отсветами очага на потолке и обшитых панелями стенах, и думала только об одном: нельзя допускать, чтобы за столь короткий срок человек так состарился. Робин состарился, сидя в тюрьме, но Дэниел не в тюрьме. Если только в той, что возвел для себя сам. Внезапно он начал рассказывать Лавинии о своей женитьбе на Шарлотте.
— Когда-то я любил ее. Мы оба были очень молоды, ей всего семнадцать. Живая как ртуть, легкая как перышко... К ней и прикасаться-то было нельзя. Ей было ненавистно деторождение, ненавистен брак. Когда такие вещи обнаруживаются слишком поздно, это трагедия. Потом начала проявляться болезненная неуравновешенность. Я никогда не мог быть за нее спокоен. Она всегда оставалась непредсказуемой, делала и говорила дикие вещи, постоянно устраивала сцены, приводя в отчаяние детей и прислугу. Я уже давно перестал испытывать какое-либо чувство к ней. Это очень страшно — позволить себе сказать подобную вещь о собственной жене!
— Что ж тут страшного, если это правда и если это говорится мне?
— Да, конечно. — Он слабо улыбнулся, благодарной нежно. — Что бы я без вас делал?
— Я обещала остаться с вами.
Впрочем, она могла и не говорить этого, ибо уже знала, что будет дальше. Он собирается предложить ей стать его женой, но что он скажет, когда узнает всю правду про нее, про то роковое пятно на ее репутации? Получится ли из нее лучшая хозяйка Винтервуда, чем из Шарлотты с ее безумными и преступными поступками?
Он приблизился, вопросительно глядя на нее.
— Вы сожалеете о своем обещании? У вас вдруг стали несчастными глаза.
— Нет, не жалею.
— В таком случае не пожалеете ли вы о нем, если я попрошу вас стать моей женой?
— О Дэниел!
У нее перехватило дыхание. Наконец-то он произнес слова, которые она так страстно хотела и боялась услышать. Однако она не может ответить на них, пока не раскроет свою столь тщательно сохраняемую тайну. Она понимала, что отныне ничего, кроме абсолютной правды, между ними быть не может.
— Так дайте же мне ответ, Лавиния. Я не ожидал, что вы будете колебаться. Может, слишком мало времени прошло после смерти Шарлотты? Может, я оскорбил ваше чувство благопристойности?
В ответ на это она горько улыбнулась:
— Когда я расскажу вам свою историю, вы вряд ли будете думать, что я способна заботиться о благопристойности. Я должна была сразу рассказать ее вам. Мне не следовало вас обманывать.
Он взял ее за руку, глаза его все еще сохраняли загадочно-вопросительное и даже слегка ироничное выражение.