Vip-зал
Шрифт:
Голова от боли взрывалась.
Ему не нужно сочувствие от Стефани. И сил не было еще раз ворошить все то дерьмо, через которое он прошел. Полиция и родители уже достаточно его истерзали.
Он просто хотел снова стать целым.
Выбраться отсюда.
Здесь все кричало о дешевом официозе. Пол пластмассовый и занавески на окнах, кажется, из полиэстра. Лампа над крошечным столиком у кресла – только дешевая копия датской классики. Даже шоколадный кекс, который ему только что принесла медсестра, был какой-то неизвестной марки. Выглядит так, как будто его доставили из Северной Кореи.
Полицейские допрашивали его три раза. В первый раз он был настолько не в себе, что вообще чудо, что он мог говорить. Они бы должны понимать, что смысла нет говорить с человеком, который день своего рождения назвать не может. Он даже был рад, что доктор Альвнэс прописал ему внушительный медикаментозный коктейль. Морфин, «Пропаван» и «Флунитразепам».
В другой раз он старался все припомнить. Нападение в прихожей на Фатбурсгатан. Дни в запертой ванной. Как он слышал сквозь запертую дверь, что Джокер с кем-то говорит, но ни разу не слышал второго голоса. Как они в начале, наверное, думали, что все пройдет быстро. Как они нервничали из-за того, что это не получилось, и как им пришлось перевезти его в тот дом. Как они скрывали лица.
Женщина, которая его допрашивала, все время задавала те же вопросы. Многие касались Джокера. Филип очень хотел бы сказать, кто это был, он же все-таки видел его глаза. Но это не важно, когда он думал про этого урода, казалось, что его глаза были огненными вспышками, ослеплявшими его. Он не мог по-настоящему вспомнить, как тот выглядел.
В третий раз полицейские просили его снова рассказать все с самого начала. Когда они стали спрашивать, почему он был в той квартире на Фатбурсгатан, начались проблемы.
– Я там иногда бываю.
– И чья это квартира?
– Моего знакомого, Ярла. Я его не очень хорошо знаю.
– Какая у него фамилия?
– Я не знаю, но, кажется, там на двери написано. Пол… что-то такое.
– У вас есть его номер?
– Возможно, мне нужно проверить в телефоне, а его здесь нет.
– Хорошо. Чем вы занимаетесь в этой квартире?
Эта женщина, ее имя он забыл, встретила его взгляд большими круглыми глазами. Конечно, она просто пыталась быть милой, или в ее тоне проскальзовало осуждение?
– Ничем особенным, – ответил он. – Послушайте, еще много на сегодня? Я не очень хорошо себя чувствую.
Они закончили через пару минут. Он же жертва преступления, подвергшаяся жуткому нападению, избитая до полусмерти. Он имеет право попросить о перерыве.
Больше всего ему хотелось бы, чтобы перерыв был вечным.
Ему предложили поговорить с психологом. Посттравматический стресс.
– Когнитивная поведенческая терапия, вот что вам нужно, – сказал доктор Альвнэс и похлопал его по плечу.
Но Филип не имел ни малейшего желания сидеть с каким-то мозгоправом, который бы снова вытаскивал из него все эти воспоминания.
Он хотел их забыть.
Он хотел домой.
У него были дела. Инвестиции. Проекты.
А Ян?
Это так трудно понять.
Он едва верил сам себе. Но на третьем допросе в полиции рассказали, что подозревают именно его друга и делового партнера. Они больше это не могли скрывать: все газеты кричали о том, что Ян Крона арестован.
В полиции рассказали, что финансовые дела Яна были плачевны. Он вел опасную игру. Взял гораздо больше кредитов, чем Филип мог себе представить. Теперь, после всего этого, он припоминал, что Ян все чаще ныл, что какие-то из его компаний не приносили прибыли. Те, которыми они вместе владели, тоже пострадали, теперь Филип это видел. Ян просто жульничал с цифрами.
Ян себя вел как придурок, ему некого винить, кроме себя самого. Ему нужны были деньги. Здесь его еще можно понять.
Но дело было еще и в другом. В чем-то гораздо более серьезном. Филип это чувствовал всем своим переломанным телом.
Ненависть.
Да, он и другие парни время от времени измывались над Яном, когда они были детьми. Такая была атмосфера. Она всех коснулась, пусть Ян и оказывался мишенью чаще других. Тедди вспомнил, как в пятом классе они загнали его в Яму и ссали ему на лицо. Как в восьмом заставили проглотить собственную сперму. Он видел перед собой ту мнимую вечеринку на первом курсе гимназии [25] , когда Ян думал, что ему перепадет перепихон, а они вместо этого сняли, как девчонка над ним смеется.
25
Гимназия – последняя ступень обучения в шведской школе, учащимся обычно по 16–19 лет.
Они записали этот фильмец на двадцать дисков и раздали одноклассникам.
Да, они удержу не знали. Но ведь Ян всегда возвращался и потом стал своим в компании. Только подумать, что все будет так. В это невозможно поверить.
Филип не понимал, почему Ян вообще продолжил с ним общаться после гимназии, если уж он его так не любил. Он мог придумать только одно объяснение.
Ян все еще хотел быть одним из них. Но это унижение засело глубоко в нем. Как злокачественная опухоль, о которой никто не знал. Которую никто не понимал.
Отец с мамой были у него пару раз. Они немного говорили. Только упомянули о газетах, погладили его по лбу и сказали, что теперь все будет как раньше.
Полная ахинея. Как раньше уже ничего не будет.
Но сейчас ему не хотелось об этом думать.
Они ему вкратце рассказали о группе, которая его похитила, и о том, как все произошло.
Они что-то сказали и о другой трагедии. О молодой женщине, которую нашли мертвой. Женщине, с которой, по словам некоторых, он когда-то был. Анине – он не стал это комментировать.
Не его дело, что с ней случилось. Но, может быть, за этим тоже стоит Ян. Он с ней был столько же, сколько и сам Филип.
Вошла медсестра. Она едва говорила по-шведски, но предполагалось ей доверять. Как они себе это представляют?
– Вам приходить.
– Что вы сказали?
– Здьесь девоська. Приходить.
– Ко мне? Пусть войдет.
Это была Каролина. Она была одета как и всегда, насколько он ее помнил. Мешковатые серые штаны и вязаный джемпер. Она положила куртку на стол и уселась в кресло у окна. Она сегодня красотка, подумал Филип.