Шрифт:
Что нас ждёт впереди? На каком перекрёстке вселенной
Я судьбу изменю, поменяв и расчёт и расклад?
И отринув всё то, что когда-то считал несомненным,
Я навстречу судьбе побегу, полечу наугад.
Он летел в черноте космоса. Черный параллелепипед, словно вырезанный из куска неизвестного минерала такой черноты, что свет ближайших звёзд не отражался, а, словно впитывался гладкими, полированными гранями. Ещё недавно его мотало страшным фотонным штормом в растянутом мире подпространства сразу между двумя червоточинами, и стегало ливнем
Когда медицинский модуль доложил о том, что экипаж не выдержал перегрузок в захваченном фотонным шквалом корабле, и признаки жизни подаёт только авторизированный капитан, он приказал ему провести экстренные реанимационные мероприятия. Не из жалости, сострадания или человеколюбия, нет. Просто это было заложено в программе: бороться за жизнь экипажа. Но, после того, как модуль доложил о том, что повреждения капитана не совместимы с жизнью и его смерть, это только вопрос времени, искусственный интеллект потерял к выжившему всякий интерес.
Сейчас, он терпеливо ждал, когда последний человек умрёт, чтобы потом, следуя программе, найти планету, пригодную для жизни гуманоидных форм и, спрятавшись понадёжнее, законсервироваться и ждать. Просто ждать, сколько бы ни прошло времени. Когда-нибудь его должны были найти. А, пока, он неспешно собирал данные, поступающие с зондов и датчиков, выискивая в окружающем его космосе подходящее место для посадки. Медицинский модуль, наконец, сообщил о том, что последний член экипажа прекратил свою жизнедеятельность, и искусственный интеллект приступил к обработке данных. Пора было готовиться к консервации.
Подходящая звёздная система нашлась неподалёку. Уверенно преодолев пояс астероидов, он поплыл к третьей от звезды планете, на которой, согласно данным, есть все необходимые условия. Посадка вышла вполне штатной, после чего, два бота, выпущенные наружу, создали необходимое внутри базальтового основания давление, вытолкнув наружу заранее рассчитанный кусок скалы. Потом, ещё, несколько ботов за двое местных суток, идеально совпадающих с бортовым исчислением, оборудовали место консервации глубоко под скалой. Осталось, только, запечатать вход и устроить вентиляционные выходы, замаскированные под естественные трещины в монолите. Вентиляция была нужна, ведь реактор продолжал работать, хоть и в экономичном режиме. До конца глушить его было нельзя.
Выполнив все регламентные работы, он приступил к консервации всех систем, а, потом, когда всё было выполнено, перешёл в спящий режим и принялся ждать. Когда-нибудь его, обязательно, найдут.
Последний бой был просто кошмарным. После того, как их десантный модуль достиг планеты, он сразу подвергся такому плотному обстрелу плазмой, что половина десантников так и не смогла выбраться на поверхность. Так и сгорели вместе с модулем. Капрал Ленски собрал всех выживших и увёл в небольшую
– Быстро, беременные ленивцы! – орал он надсаженным горлом, мучительно кашляя. – Шевелите булками, если хотите прожить еще, хотя бы, пять минут.
Ленски был страшен. Без шлема, который он потерял где-то, ещё в первые минуты десантирования, с опаленными волосами, бровями и ресницами, обожжённой щекой, по которой из лопнувшего огромного волдыря стекала сукровица, он сверкал белками глаз на закопчённом лице и размахивал пятикилограммовым штурмовым комплексом, словно лёгкой юнармейской винтовкой из полиамидного пластика.
Саня некстати подумал о том, что капралу будет тяжело воевать без шлема с его системами распознавания «Свой – чужой», автоматическим захватом цели, ноктовизором и, ещё, много чем, без чего воевать просто невозможно. Чувствуя, что время, милосердно отпущенное для спасения судьбой, или другими высшими силами, уходит, словно вода, он, всё же, задержался возле одного из трупов, усеявших склон, сорвал с его головы тактический шлем, стараясь не смотреть на большую дымящуюся дыру в груди убитого солдата, и рванул вперёд.
В расселину он вломился последним, сопровождаемый грубым толчком в спину и забористым многоэтажным матом. Ленски никогда не был вежливым и предупредительным, а в искусстве материться с ним мало кто мог поспорить во всём десантном корпусе, разбросанном по орбитальным тактическим станциям звёздной системы. Даже и не думая обижаться на подобную грубость, Сашка сунул капралу в руки шлем и, не задерживаясь, бросился готовить позицию для обороны. Справа и слева бойцы уже громоздили валуны один на другой, устраивая укрытия и бойницы для ведения огня.
Только сейчас появилась возможность осмотреться. Впереди, метрах в ста догорала их десантная капсула. Дальше, ещё несколько таких же чадили, с треском разбрызгивая капли расплавленного металла.
– Это, чем они нас так? – удивился Генрих, рядовой Шлиман из второго отделения.
– Похоже, противокорабельные орудия на прямую наводку выставили, – предположил Гарсиа, штатный бронебойщик оттуда же.
– Не похоже, – усомнился Витёк, командир Сашкиного отделения. У противокорабельных заряд, ого-го, какой! Мы бы, ещё, в полёте испарились. Просто калибр крупный.
– Что разболтались, как дамочки в космобаре! – рявкнул Ленски, неожиданно оказавшийся совсем рядом. – Готовьтесь к бою! Сейчас полезут.
В том, что полезут, Саня ни капли не сомневался. Как, в прочем, и в том, что это их последний бой. Оставалось, только, продать свои жизни как можно дороже и постараться не попасть в плен. Плен на этой войне – самое страшное, что можно придумать. Это, даже, не смерть, о которой начинают мечтать уже к исходу второго часа пленения. Это, гораздо хуже. Поэтому, разложив перед собой гранаты с ионизированной плазмой, Сашка достал из ранца аннигилятор и закрепил на левом боку так, чтобы можно было в случае необходимости активировать, как правой рукой, так и локтем левой, а, если не будет этого локтя, то, просто, прижавшись всей левой стороной тела к любому камню. Уж лучше на атомы.