Виражи судьбы

Липницкий Николай

– Так, погиб ты. Освободилась жилплощадь.

– Ну, ладно, я погиб. А родители?

– Так ты ничего не знаешь? Ну, конечно! Мы тебе и не сообщали. Извещение же пришло, что ты пал смертью храбрых, значит, и сообщать некому. Не на тот свет же писать.

– Что сообщать? О чём вы?

– Сначала, о твоей смерти пришло извещение. Где-то оно у меня было. Красивое такое, на матовом пластике с титановой нитью. Всё честь по чести, с траурной каймой.

– Дальше, дядя Петя, дальше!

– Ну, так пришло, говорю, извещение, а, на следующий день новое. На транспорт, в котором твои родители в отпуск домой летели, гоблины

напали. Короче, никто не выжил. Так, что, крепись, Саша. Один ты, сирота, остался.

Новость оглушила. Всё остальное отошло, как-то, на второй план, и осталась только она. Сирота. Сашка, внезапно, почувствовал, как у него ослабели ноги. Он плюхнулся на кушетку и обхватил голову руками. Сирота. Управдом подошёл к парню, мягко его приобнял за плечи и сунул в руки недавно приготовленный ботом чай.

– На, хлебни. Хороший чаёк. На престорийских травах заварен. Успокаивает.

Саня автоматически взял чашку в руки и отхлебнул. Напиток оказался горячим и моментально обжёг губы и ротовую полость. Закашлявшись и расплёскивая жидкость из чашки, он подскочил на кушетке и вытер слёзы, брызнувшие из глаз. Мысли, получившие встряску, заработали в прежнем стройном порядке.

– И, что же мне, теперь, делать, дядя Петя? Как же я без квартиры?

– Ты надолго приехал? – немного подумав, спросил управдом.

– Девяноста шесть часов.

– Почти неделя. Ничего ты не успеешь за это время. Понимаешь, практически, тебя в живых нет. Для того, чтобы опять получить права на квартиру, тебе надо официально доказать, что ты живой. А с нашими бюрократами это долгий процесс. Тут не одна неделя уйдёт. А, потом, требовать пересмотра решения о передаче твоей квартиры другим. Это им же, тоже, нужно будет подыскивать жилище. Так что, эта процедура, тоже, не меньше месяца займёт.

– Так я же не кто попало! Вон, «Совесть человечества», – кивнул Сашка на пурпурную подвеску у себя на груди.

– А нашим крючкотвором, что совесть, что не совесть, всё едино.

– Так, всё же, что делать то?

– Ты, через неделю, как я понял, опять на фронт уходишь?

– Да. После отпуска, опять, в десантный корпус. А там – куда пошлют.

– Кто знает, может, тебя через месяц убьют. Так, чего, сейчас, этот огород городить с квартирой-то? Ничего не добьёшься, нервы себе испортишь, и всё, может, впустую.

– Добрый вы, дядя Петя.

– Какой есть. Зато, честный. Я правду-матку всегда в глаза говорю. Так вот, думаю, за квартиру бодаться тебе, сейчас, не след. Вот, отвоюешь своё, вернёшься живым, там и начинай. А, сейчас, могу выделить тебе подсобку. Там диванчик есть. Будет, куда голову преклонить.

– Да нет, – прикинул Сашка свои капиталы. – Спасибо, конечно, но я, лучше, в гостиницу.

– Так, дорого же.

– Мне хватит.

И, действительно. Боевые, да премия – сумма немалая. Чего мелочиться? Старик прав, кто знает, может его в ближайшем бою убьют. И какой резон тогда над деньгами трястись? Да и дом, после известия о смерти родителей, больше не манил, а, скорее, отталкивал.

– А, может, ты и прав. В гостинице-то оно получше будет, чем у нас тут. Наш район и раньше-то особым законопослушанием не отличался. Сам здесь вырос, знаешь, какие личности проживают. А, сейчас, вообще не разберёшь, кто есть кто. Часть от призыва бегает, часть – дезертиры из армии. С гоблинами биться, особо, дураков нет. Своя жизнь дороже. Да не сверкай глазами! Мы всю жизнь налоги на армию конфедерации отстёгивали, от себя отрывали. А, когда захватчик пришёл, они, что, нас защитить не могут? Тогда, зачем мы эти налоги платили? Мало того, что кровные свои отстёгивали, так, ещё, и самим идти, да жизни свои класть. Тебе, вон, эту награду, небось, не за прогулку по бережку моря дали. Сколько вас в том бою погибло?

– Да, почитай, все и полегли. Нас горстка осталась.

– Вот и я про то говорю. Для чего, тогда, с нас налоги в три шкуры драли? Вот, народ и прячется. Тут, в неделю по три раза полиция шмоны делает, уклонистов, да дезертиров ищет. Да где им! В нашем муравейнике и космолёт спрятать можно так, что не найдёшь. Что уж про людей говорить? А ты своей формой да наградой только людей раздражать будешь. А там, и до беды недалеко.

Саня поднялся и пошёл на выход, шаркая подошвами, словно глубокий старик. Сил не было. Разница в гравитации на Ризе и на станции неожиданно почувствовалась очень сильно, и захотелось просто лечь и бездумно лежать. Казалось, что он попал не в родной город, о котором скучал там, на галактических базах, а в зазеркалье, где все понятия вывернуты и искажены немыслимым образом.

На пыльном тротуаре, среди чахлых полудохлых кустиков, обнаружилась сравнительно целая скамейка, и Сашка присел на неё, постаравшись, опять, собрать себя в кучу. По тротуару прогуливались полупьяные мужики. Женщина, с усталым лицом тащила в обеих руках достаточно тяжёлые сумки, периодически останавливаясь, чтобы передохнуть. Стайка чумазых малолетних оборвышей с гиканьем гнали куда-то перепуганную ободранную кошку, а, поодаль, у стены приткнулись несколько тёмных личностей, то и дело, поглядывая на Саньку. И над всем этим убожеством мужик в боевом скафандре протягивал руку с голограммы и произносил, как заведённый: «Пошли со мной, брат. Дадим жару этим гоблинам!»

Как бы то ни было, а жить надо, и, впереди, около девяноста часов привольной гражданской жизни. В первую очередь, нужно озаботиться ночлегом. Саня напряг память, пытаясь вспомнить ближайшие к этому месту гостиницы. То, что пришло на память, не годилось. В этом районе сплошные ночлежки с продавленными кроватями, хлипкими дверями и обдолбанными или пьяными постояльцами. Про антисанитарию и вспоминать не хочется. Совести человечества, да, ещё, и с достаточно приличным капиталом за душой, туда соваться стыдно. Остается центр. Там, конечно, подороже будет, но и поприличнее. И чисто, и цивильно. Решено. Эх, гулять, так гулять!

Флаер, вызванный по сети, быстро юркнул на парковку перед домом. Сашка влез в салон и задал маршрут к гостинице «Марселона», единственной, всплывшей в его памяти. Помнится, в прошлой жизни, ещё до армии, он всегда восхищался строгими обводами, полихромным стеклом и зимним садом на крыше. Тогда, ему казалось, что красивее гостиницы нет во всей галактике, и там могут жить только одни небожители.

Память, конечно, подвела. Сейчас, гостиница, уже, не казалась такой шикарной. Явно видны были заваленные углы, полихромное стекло местами пошло трещинами, а зимний сад на крыше оказался, просто, кучей растений в горшках, затейливо расставленных так, чтобы между ними можно было прогуливаться. Но, как бы то ни было, это, всё же, не те ночлежки, что в его родном районе.