Виражи судьбы
Шрифт:
– Что за бред? – не удержался Саня. – Он, хоть, знает, как выглядит аннигилятор? Даже, самый большой, ручной, имеет активный элемент размером, всего, с экран наручного комуникатора, а, всё остальное – блок питания! И то, только при единичном срабатывании аккумулятор не просто разряжается до ноля, он рассыпается! А тут – стационарные, способные уничтожать межгаллактические крейсера и линкоры, а то и планеты! Где взять столько энергии? Звезду за собой таскать?
– Но, это жестоко! – возмутился ведущий.
– Зато справедливо! На самой заре человеческой цивилизации, ещё на материнской планете, был такой правитель, который,
– Всё, что вы сейчас сказали, шовинистическая пропаганда! Наглый, великодержавный шовинизм и геноцид! – раздался голос гаденького.
А у него не только внешность отталкивающая. Один голос чего стоит. Тихий, вкрадчивый, словно гадюка, заползающая ночью к тебе в ботинок, чтобы ты, сунув туда ногу при команде подъём, получил смертельный укус.
– Почему, только за то, что у них другой цвет кожи, вы должны подвергнуть их тотальному истреблению?
– Я так не говорил! – взвился крупнолицый. – Я не против их цвета кожи! Я против их захватнической политики!
– Тогда, потрудитесь не применять в отношении их оскорбительное название «Гоблины»! У этой расы есть имя. Ноохчув! Конфедерация проявляет жесточайший шовинизм и геноцид по отношению к ним. Когда-нибудь, наши потомки покроют нас позором. Бедные ноохчув и так пострадали от тех условий, в которых была вынуждена развиваться их цивилизация. Вы посмотрите, как изуродованы их тела! И, в тот момент, когда они, наконец, нашли те миры, которые более подходят для жизни человека, мы начинаем их уничтожать!
– Что вы предлагаете? – заинтересованно спросил ведущий.
– Я предлагаю сесть с ними за стол переговоров. Мы можем обсудить с ними условия заключения мира, уступить им парочку звёздных систем и помочь с обустройством на новом месте.
– Но, они, вообще, не идут на переговоры! – взвыл крупнолицый. – Я уже не говорю о том, что они первые развязали эту войну!
– Это говорит о том, что мы сами не очень-то хотим мирного разрешения этого конфликта. Если бы хотели, давно бы договорились о перемирии и переговорах.
– Я больше не могу смотреть этот бред, – взмолился Саня.
Только сейчас он заметил, что сжал кулаки так, что ногти впились в ладони. В висках молоточками стучала кровь, а на лбу выступила испарина.
– Тогда, пошли, прогуляемся, – засмеялась девушка. – Бот не может выключить эту программу, но мы вольны уйти. Если останемся тут, будем вынуждены смотреть на эту клоунаду ещё полтора часа.
Они шли по бульвару, любуясь огоньками дронов, носившихся над головами. Немного поодаль проходила трасса флаеров, необычайно оживлённая, несмотря на позднее время. Незнакомка говорила о молодёжных тусовках, о передачах и фильмах по головизору, о мнемофильмах последних выпусков и о любимых актёрах, а он молчал. Сашке нравилось, просто, молчать и слушать, любуясь чертами её лица, её фигурой, такой соблазнительной и такой недоступной. Как-то так получилось, что она сумела поставить тонкий, едва ощутимый, но, всё же, барьер, между общением и близостью, позволяя, только, любоваться и наслаждаться тем, что она рядом. Не более.
– А, давай улетим на побережье, – вдруг предложила она, игриво наклонив голову и глядя на него с некоторым вызовом.
Оно и понятно. Решила смутить его, выбить из колеи и посмотреть, как он будет выпутываться из такой щекотливой ситуации. Естественно. Откуда у солдата деньги на флаер? Да, ещё, и не просто по городу, а на побережье. Тут городской не подойдёт. Нужно заказывать более скоростной, рассчитанный на полёты между населёнными пунктами. А, вот тут, она не угадала. Да и, как она могла угадать, что на счету у простого солдата лежит солидная сумма? Санька спокойно, совсем не смущаясь, вызвал флаер по коммуникатору и, наблюдая за, слегка изменившимся, лицом девушки, предложил ей сесть в салон.
– А денег у тебя хватит, – не выдержала она перед самой дверцей.
– Не волнуйся, – улыбнулся парень и слегка подтолкнул Незнакомку. – Садись.
Флаер, дождавшись, когда дверца с негромким вздохом закроется, поднялся в воздух, занял свой коридор и рванул на восток. Их обоих ускорением вдавило в кресла. Саня с интересом рассматривал проносящийся внизу пейзаж. Ещё бы! Стыдно сказать, но он, побывавший за время службы в нескольких галактиках, высаживающийся десантом на десятки планет, никогда не выбирался за пределы города. А о побережье – удел богатых горожан, и мечтать не мог. И, вот, сейчас, он летит с красивой девушкой из недоступного мира центра города на дорогущем флаере, час аренды которого стоил больше, чем месячная зарплата его отца, на то самое мифическое побережье.
Незнакомка молча сидела на соседнем кресле и с интересом посматривала на спутника. В глазах её читалось удивление, смешанное с любопытством. Кажется, сейчас, в этой прелестной головке идёт мучительный процесс распутывания того ребуса, который ей преподнёс Александр. На её лице так и читалось: «Неужели ты и есть современный Мистер Икс, скрывающийся в армии, сын богатых родителей?» Ну, пусть помучается. Самой захотелось флёра таинственности. Так, пусть и получает по полной программе.
Впереди показалась морская гладь, сверкающая под холодным мертвенным светом двух лун. Флаер пошёл на снижение и, наконец, приземлился на посадочной площадке у самого берега. Метрах в ста играл огнями ресторан, была слышна ритмичная, бьющая по ушам басами, музыка, а здесь был пустынный песчаный пляж и волны, мерно накатывающие на берег. Незнакомка подошла к самому срезу и, скинув свои босоножки, с визгом побежала по мелководью. Сашка улыбнулся, вдохнул полной грудью солёный морской воздух и, внезапно, почувствовал себя совсем мальчишкой. Куда делся год войны, боли, грязи и горя? Он гикнул и помчался вслед за девушкой.
А, потом, они сидели на камне, слушали рокот прибоя, и она читала стихи.
Я смотрю в тёмно-синюю даль
Мне сегодня немножечко жаль
Что не я сквозь парсеки лечу
Навигатора, внемля, лучу
И не я на чужую планету
Принесу каплю нашего света
Пыль чужую нарушив шагами
Твердь чужую потрогав руками
И не мной назовут ту планету
Обо мне не напишут поэты
Ну а я всё смотрю в эту даль
И себя мне немножечко жаль