Виражи судьбы
Шрифт:
А, потом, была пышная церемония награждения, и, вечно потный, одышливый представитель парламента конфедерации, возбуждённо тряся всеми тремя подбородками сразу, цеплял на их парадные комбинезоны пурпурные подвески «Совесть человечества», с трудом попадая своими толстыми пальцами в магнитную застёжку. Вот так, в одночасье, они стали героями. Во всех виртуальных изданиях мелькали их мужественные профили, журналисты дрались между собой за возможность первыми взять интервью, а хайперы заполонили межгалактическую сеть мемами с их участием.
Оно и понятно, в принципе. По сути, битва на Ариане, как её окрестили
Всем им дали отпуска. Небольшие. Всего девяносто шесть часов, или четверо суток по исчислению материнской планеты. На Ризе-то побольше будет. Почти шесть суток. Для удобства во всей конфедерации, почти с самого её образования был введён один стандарт: исчисление планеты Земля, или, на официальном языке, материнской планеты. У молодёжи, даже, вошло в моду, считать свой возраст, как по земным меркам, так и по меркам своего мира. И, в итоге, выходило действительно забавно, когда в компании молодых шестнадцатилетних ребят, где-нибудь в очередном галактическом университете, кому-то было всего десять лет, а, кому-то, целых тридцать по исчислению их родного мира.
Толпа, выплеснувшаяся из терминала, быстро разделилась на три ручейка. Небольшая часть пассажиров направилась в сторону стоянки личного транспорта, часть побольше – к стоянке наёмных флаеров, а, основная – в сторону остановки монорельса. Подумав, Саша решил разориться на флаер. Монорельс, конечно, не в пример дешевле, но захотелось шикануть в кои-то веки. А, что? Боевые, да, плюс, премия, полагающаяся каждому кавалеру пурпурной подвески – сумма приличная. Может же он, хоть раз, позволить прокатиться на флаере. Правда, жалко, что в его доме не предусмотрены посадочные площадки на этажах. Вот бы соседи поразились! Да, эффект был бы потрясающим. И пища для разговоров на год вперёд.
Машина, легко жужжа, поднялась над землёй и рванула вперёд. Спустя пару минут, она, уже, ввинтилась в поток флаеров, двигающихся в сторону города. У самой городской черты флаер свернул влево и стал облетать кварталы бедняков. Сашка и сам жил до армии в таком районе, поэтому, с интересом разглядывал проносившиеся под днищем дома, дворы и улицы. За два года службы ничего не изменилось. Та же нищета и грязь. Ну, и слабое движение.
Наёмными флаерами тут пользовались редко, а свои, практически, никто не имел. Разве, что у борделей можно было встретить парочку устаревших моделей, как правило, выкрашенных в кричащие цвета и аляповато разрисованных. Ну и служебные машины попадались. Как раз обогнали тускло-зелёный флаер с эмблемой социальной защиты. Да, ещё, и в подворотне застыл в засаде полицейский катер с огромной люстрой на крыше. А, вот, рекламы прибавилось. Практически, на каждом шагу голографическая реклама, или, кого-то куда-то приглашала, или назойливо уговаривала купить очередную, совершенно необходимую,
Вот и дом, в котором прошло Санькино детство. Стандартный, стопятидесятиэтажный муравейник, жилище для небогатых граждан, которым государство дало крышу над головой, работу, на которой зарабатывали столько, чтобы, только, не протянуть ноги, и минимальные блага, вроде забегаловок на каждом десятом этаже, низкопробных клубов с сомнительными напитками и развязными танцовщицами и галерей отдыха с блеклой искусственной зеленью. Сашка помнил, как бегали они пацанами по этим галереям, обрывая пластиковые листья с облезлых полиуретановых берёз и клёнов, прятались в жёстких пластмассовых кустах и стреляли из рогаток по редким уцелевшим макетам птиц на ветках.
Огромная голографическая реклама перед домом призывала вступать в вооружённые силы конфедерации и стать кошмаром для захватчиков. Мужик в тяжёлом боевом скафандре с гипертрофированным штурмовым комплексом протягивал руку, воинственно сверкал глазами и говорил: «Пошли со мной, брат. Дадим жару этим гоблинам!». Саня отпустил флаер и вошёл в холл. Обшарпанные стены пахнули на него чем-то родным, и сердце сжалось от предчувствия того, что ещё минут пять, и он окажется в стенах родной квартиры. Жаль, родителей не будет. Уже несколько лет, как они завербовались работать на шахтах Танатоса. Там, и платят побольше, и социальный пакет завидный. Почти, как в армии. Одно только бесплатное ежегодное медицинское обследование чего стоит. В конфедерации оно обязательное, но, на Ризе нужно выложить за него немалые деньги из своего, и без того скудного, бюджета.
Лифт никак не хотел слушаться. Мало того, что он не открывал свои створки, а, ещё, и выводил на тусклую, местами прожженную хулиганами панель надпись: «Вы не авторизованы, как пользователь. Пожалуйста, оформите пропуск в домоуправлении». Сашка в недоумении потоптался в холле и побрёл по коридору туда, где в окружении электронных помощников сидел бессменный домоуправ дядя Петя. Бред какой-то. Родной лифт его не признал. Так не бывает. Помнится, совсем маленьким, когда он, ещё, еле доставал до сенсора вызова, лифт всегда признавал его и услужливо распахивал перед ним свои створки. А тут: «Вы не авторизованы».
Дядя Петя так и сидел за своей конторкой, что-то выводя стилусом на экране планшета, вокруг мерцали штук десять мониторов, а бот заваривал ему свежий чай. Такое впечатление, что Сашка никуда не уходил и, перед отъездом на призывной участок, не заходил к нему попрощаться два года назад. Кажется, на нём, даже, тот же самый комбинезон, рыжий, с жёлтой декоративной строчкой, под старину.
Домком поднял на него глаза и открыл рот. Глаза расширились до величины чайных блюдец, а лицо, внезапно, приняло землистый оттенок.
– Саша, это ты?
– Я, дядь Петь. Что с вами?
– Ты же погиб.
– Как погиб?
– В битве на Ариане. Извещение пришло. В твоей квартире, уже, другие живут.
– Подождите, дядь Петь. Как погиб? Вы, что, прессу не просматриваете? Там же, через выпуск, моя физиономия мелькает. И реклама.
– Ну, мало ли что мелькает. А тут – официальный документ. Да и, не особо я и жалую нашу прессу. Пишут, что ни попадя. Вот в наше время…
– А почему квартиру другим отдали? – оборвал воспоминания управдома Саня.