Виртуальный свет. Идору. Все вечеринки завтрашнего дня
Шрифт:
Голова Ямадзаки кружилась от сильного едкого запаха; чуть подумав, он решил, что это – запах его собственного страха.
На столике прямо перед глазами стояла щербатая тарелка с пятном засохшей зеленоватой грязи на краю.
– Все, что у меня есть, я ему так и сообщил, – сказал Скиннер, поднимаясь на ноги; его руки были связаны за спиной. – А ему не надо. Никогда не угадаешь, что им надо, верно?
Миниатюрный телевизор соскользнул с края кровати и грохнулся об пол, плоский экран вылетел и повис на радужной ленте кабеля.
– Мать твою.
Скиннер нагнулся и сморщился от боли; Ямадзаки был уверен, что старик сейчас упадет, однако тот наклонился вперед, чтобы удержать равновесие, и шагнул раз, другой.
Ямадзаки напряг руки – и вскрикнул, почувствовав, как затягиваются пластиковые узы. Словно живые.
– Тянешь их, выкручиваешь, а они все туже и туже, – послышался сзади голос Скиннера. – Стандартное снаряжение копов – не теперь, когда-то. Потом это говно запретили.
Комната содрогнулась от тяжелого удара, лампочка под потолком испуганно замигала. Ямадзаки оглянулся и увидел, что Скиннер сидит на полу, выставив вверх костлявые колени и чуть наклонившись вперед.
– Тут у меня двадцатидюймовые бокорезы. – Старик указал левой ногой на ржавый, помятый ящик с инструментами. – Только бы их достать.
Пальцы левой ноги Скиннера расширяли дыру в сером драном носке, выбирались наружу.
– А и достану, так хрен я с ними управлюсь… – Он замер и взглянул на Ямадзаки. – Есть идея получше, не знаю точно, как тебе понравится.
– Да, Скиннер-сан?
– Посмотри на этот кронштейн.
Сломать кронштейн? Нет, не получится. Грубая, небрежная сварка, незачищенные капли застывшего металла, и все же сооружение выглядит весьма солидно. Девять головок разнокалиберных болтов. Подкос изготовлен из пачки стальных пластин, стянутых внизу и вверху ржавой железной проволокой.
– Я сам это сделал, – сказал Скиннер. – В подкосе три толстых ножовочных полотна. Зубья не сточены, как-то все недосуг было. Пощупай, они там кверху, чтобы портки не цеплялись.
Ямадзаки провел пальцем по мелким острым зазубринам.
– Давай, Скутер, работай. Отличный металл, перережет все, что угодно. Почему я их и взял.
– Я перепилю эту веревку?
Ямадзаки поставил кисти на равном расстоянии от кронштейна и чуть натянул пластиковую змею.
– Постой. Этой долбаной штуке не понравится, что ты ее пилишь. Нужно сделать все очень быстро, иначе она врежется в руки до самых костей. Да подожди ты, кому говорят!
Ямадзаки застыл.
– Не нужно посередине. Перепилишь в этом месте – на каждом запястье останется по браслету, и это говно будет затягиваться ничуть не хуже, чем раньше. Нужно работать прямо на стыке, перепилить один браслет и сразу же заняться вторым, пока он тобой не занялся. А я попробую открыть эту хрень… – Скиннер стукнул ногой по ящику, там что-то забренчало.
Ямадзаки приблизил лицо к пластиковой змейке и повел носом; пахло чем-то медицинским. Он глубоко вздохнул, стиснул зубы и начал яростно пилить. Красные, словно игрушечные, браслеты стянулись, превратились в стальные тиски, запястья обожгло невыносимой болью. Ему вспомнилась хватка Лавлесса.
– Терпи, – сказал Скиннер, – ты сможешь.
Пластик распался с неожиданно громким щелчком, это было похоже на звуковой эффект какого-нибудь детского мультфильма. На мгновение он почувствовал свободу – левый браслет расслабился, вбирая в себя массу правого и перемычки.
– Скутер!
Расслабился – чтобы тут же стянуться с удвоенной силой. Не помня себя от боли, Ямадзаки бросился к инструментальному ящику, успел смутно удивиться, что крышка уже откинута, и в тот же момент Скиннер ударил по ржавому, облупленному боку пяткой; ящик перевернулся, на пол посыпались сотни замысловатых металлических предметов.
– Синие ручки!
В куче хлама мелькнули длинные, неуклюжие рукоятки, обмотанные синей изолентой. Времени было в обрез – красная удавка ушла уже в тело почти наполовину и продолжала сжиматься. Правой, свободной, рукой Ямадзаки схватил кусачки, безжалостно вонзил толстые короткие лезвия в тыльную сторону левого запястья и навалился на верхнюю рукоятку. Взрыв боли. Звонкий щелчок. Все.
Скиннер шумно, с облегчением выдохнул.
– Как ты там? В порядке?
Ямадзаки осмотрел свои руки. На левой – глубокая синеватая борозда. Кровоточит, но не сильно, можно было ожидать и худшего. Он окинул взглядом пол; остатки наручников куда-то запропастились.
– Теперь меня, – сказал Скиннер. – Только подцепи снизу, ладно? Постарайся не прихватить тело. А потом вторую руку – как можно быстрее.
Ямадзаки пощелкал кусачками, встал на колени, подсунул одно из лезвий под яркое, совершенно безобидное пластиковое кольцо, свободно висевшее на правом запястье старика. Полупрозрачная, вся в коричневых пятнах кожа, вздутые, перекрученные вены. Наручник лопнул на удивление легко – и тут же захлопнул левое запястье Скиннера; он извивался, как самая настоящая змея, только что не шипел. Не дожидаясь, пока злобная тварь сольет два своих кольца в одно и начнет сжиматься, Ямадзаки подцепил ее кусачками и перерезал. Новый, четвертый уже по счету щелчок, и наручники исчезли, только что были – и нет их; Ямадзаки недоуменно моргнул.
– Старуха, дверь закрой! – зычно заорал Скиннер.
– Что?
– Запри этот долбаный люк!
Ямадзаки бросился в угол, захлопнул крышку люка, запер ее на засов. Вполне возможно, что эта массивная бронзовая пластина была когда-то частью корабля.
– А девушка? – оглянулся он на Скиннера.
– Постучит, если надо. Ты что, хочешь, чтобы сюда вернулся этот хрен со своим пистолетиком?
Ямадзаки не хотел. Его взгляд скользнул по потолочному люку. По открытому потолочному люку.
– Сбегай наверх, посмотри, как там Дон Педрила.
– Простите, Скиннер-сан?
– Ну тот – черный голубой, длинный.
Ямадзаки не понимал, о ком (или о чем) говорит Скиннер, однако послушно полез по лестнице и высунул голову наружу. Сильный порывистый ветер бросил ему в лицо пригоршню дождя, мост превратился на мгновение в древний корабль, в проржавевшую железную шхуну, бесцельно дрейфующую в безбрежности ночного океана: пластиковые паруса разорваны ветром, матросы – кто умер, кто сбрендил, кто попросту напился, а Скиннер, выживший из ума капитан этой посудины, все еще пытается что-то сделать, все еще выкрикивает снизу никому не нужные, никому не понятные команды.