Виртуоз боевой стали
Шрифт:
Эрц-капитан вдруг гулко чихнул и поспешно поднялся с камня:
– Ладно, маленький, пойдем-ка в пещеру. И впрямь холодает…
9
Нор не сразу понял, почему вдруг стало тяжелее идти, – сперва ему подумалось, будто это дает себя знать накопившаяся за последние дни усталость. Только через несколько шагов парень заметил, что спуск окончился и идти теперь приходится в гору. А еще через миг ученый старец Фурст решительно остановился и опустил Лардины ноги на землю (это если под слоем древесной трухи пряталась именно земля, а не какая-нибудь недоступная разуму пакость вроде стеноподобного мрака или розового светящегося
– Все, маленький, дальше я не ходок. А то, коли в том мире ни с того ни с сего объявится Незнающий моих лет, ему наверняка тут же открутят голову, дабы не нарушал привычного порядка вещей.
Старец очень хотел казаться веселым и беззаботным. Нор, может, и оценил бы его лицедейский талант, но адмиральский дед сам все испортил: нервным движением он сорвал с себя шейный платок и принялся утирать им щеки. Сразу стало видно, как напряжена его тонкая, оплетенная синеватыми жилами шея, как судорожно дергается под кожей острый кадык… Уж не всплакнуть ли собирается дряхлеющий франт?
Франт… От франтовства-то и следа не осталось. Взамен погубленного камзола эрц-капитан выискал себе овчинную куртку – припрятал, говорит, когда-то на случай внезапных морозов, да почти что и позабыл. А за время хозяйского забвения косматая шерсть успела сваляться, и заведшиеся в пещере пошнырята выщипали в ней огромные плеши – небось, на подстилку для зимних гнезд. Так что теперь эрц-капитана не спасало даже въевшееся в привычку изящество осанки и жестов – слишком уж нелепым оказалось сочетание лакированной кожи, кружев и облезлой овчины.
– Вообще-то я забредал и подальше. – Адмиральский предок повертел в пальцах мокрый от пота платок и брезгливо отбросил его. – Вот хотя бы когда потерю твою искал (ежели бы она не на видном месте лежала, быть бы досаде)… С памятью тут по-разному: тогда я ушел шагов на сто глубже, и ничего – сумел не забыть, для чего иду. А сейчас что-то морочится у меня в голове. Не ровен час, запамятую сказать тебе главное, отложенное на самый последок…
Нор удивленно задрал брови. Он-то думал, будто старик потащился с ним в Прорву потому, что хотел помочь нести спящую дикарку, – ан нет… Вот уж действительно ученый – на каждый поступок у него по две-три причины оказывается!
– Ты, дружочек, не играй бровками, ты слушай да накрепко запоминай: тебе следует спешить, однако при этом сделать свое дело как можно лучше. Снеряшничать нельзя, поскольку в Прорву я тебя более не пущу. Пластинка, которая висит на тебе, не только охраняет память, но ее же и уродует. Вот, к примеру: помнишь, ты рассказывал, как подслушал беседу дочки кабатчика Сатимэ со школяром Крело? А заметил, что не сразу опознал их по голосам? Не странно ли?
Парень пожал плечами:
– Они же не говорили – шептали. Да я и не слушал сперва – мало ли кто там…
– Хорошо, давай иначе. Сними-ка пластинку!
Старец дождался, пока Нор выполнит приказание, и вдруг торопливо спросил:
– Какого цвета был мой камзол? Ну, быстро!
– Зеле… Нет, желтого. Кажется, желтого.
– Ах, тебе кажется! – Эрц-капитан невесело ухмыльнулся. – Теперь надень пластинку и вспомни. Вспомнил? Понял? Покуда все еще поправимо, но от пластинки тебе надлежит избавиться не позже, чем через десяток дней.
Парень в растерянности покусывал губы. Проклятый старик! «Выбирай сам, выбирай сам…» А о главном, оказывается, и не предупредил. Огрызок червивый! Знай Нор раньше о подобной опасности, он бы охотней мельничный жернов на шею повесил, чем пакостную блестяшку. И ведь, кажется, старый объедок намерен продолжать свои напутствия. Смилуйтесь, Всемогущие, неужели еще что-нибудь в том же духе?
– Теперь наиглавнейшее… – Адмиральский
– Может, она с кем-нибудь из ветеранов туда попала? – пожал плечами парень, но эрц-капитан рыкнул на него разъяренным медведем:
– Ты же сам говорил: все, попадающее в тот мир через Прорву, отбирают тамошние священства. А твой столяр купил дубинку у заурядного торгаша. Не смей перебивать, слушай! Я имею основания полагать, что через Прорву можно угодить не только туда, где ты уже побывал. Да не смей же перебивать! – взвизгнул он, заметив открывающийся рот парня. – Я два дня просидел в орденском архиве, читал и прикидывал. По счастью, эти заботливые поводыри ревностно блюдут отчетность – в течение каждого года старательно подсчитывается, сколько и какого народу спроважено в Серую. Ежели свести воедино все их подсчеты, выходит, будто от человечества было отлучено более полулегиарда идиотов. Смекаешь? Пускай даже многие отчетствующие врали, желая казаться ревностнее других, – все равно многовато. А из твоих рассказов можно уразуметь, что в запрорвье не слишком много Незнающих. Вот, к примеру, сколько их появилось после тебя?
– Да не знаю. – Нор пожал плечами – Я что-то ни об одном не слыхал.
– А по орденским судейским реляциям получается, будто за время твоего запрорвного бытия туда выгнали… Ах ты, вражье проклятие! Все-таки я глубоковато забрался… Или это уже от дряхлости темечко прохудилось? Ладно, не суть важно. Точную цифирь не упомню, но готов присягнуть на Кресте Всемогущих, что более двух десятков.
Парень отчаянно замотал головой:
– Простите, почтеннейший, но вы действительно что-то забыли. Галечной Долины Незнающим никак не удалось бы миновать – дорога-то одна… О приходе каждого рассказали бы говорящие дымы… А уж всяческих пересудов хватило бы не на один день – тамошняя жизнь не слишком богата развлечениями. Так что я бы непременно знал. Разве что Истовые зачем-то решили все скрыть и пришедших спровадили в Жирные Земли через Мировую Межу… Только зачем серым такие хлопоты без всякого смысла? Глупость же… Наверное, все отлученные были девицами.
– Да ты никак вообразил, будто у меня вместо головы наковальня?! – Старик полиловел от негодования. – Нахальный щенок! Более двух десятков парней – и чтоб мне окочуриться, ежели это не так!
– Может, орденские наврали?
– Не без этого. Двух-трех наверняка приписали. Грубее врать опасно: партикулярные могут заметить да накляузничать в адмиралтейскую канцелярию. Люди из префектур только и ждут случая сыпануть битого стекла в штаны кому-нибудь из орденской мелкоты.
– Так куда же они делись, эти отлученные?! – Нор не понимал, насмехается ли над ним адмиральский предок или же чего-то недоговаривает (что, кстати сказать, немногим лучше насмешки).
Старец ехидно заухмылялся:
– Вот и я о том же: куда бы это им деться? Представь: а что, если выйти из Прорвы можно в трех местах – здесь, в другом таком же осколке былого мира (очень хочется в это верить!) и… Ну, где еще?
Нор облизал пересохшие губы, скребанул за ухом.
– В третьем осколке? – неуверенно предположил он.
– Может, и так, – согласился старец. – Но может быть, и иначе. Вдруг не в осколке, а в том, от чего эти осколки отвалились?
Парень продолжал теребить свое ухо. Интересно, эрц-капитан лишь предполагает или же знает наверняка? Чтоб его бешеному на расправу за эту манеру изъясняться каверзными вопросами… Не дождавшись ни согласия, ни возражений, адмиральский дед заговорил опять: