Вирус ненависти
Шрифт:
И тут запах гари донесся откуда-то из поселка. Коган сразу оглянулся и обомлел: стена и разбитый вдребезги оконный проем дома, в котором располагалась лаборатория, горели. Отчего случился пожар, раздумывать было бессмысленно, потому что от дома, пригибаясь, метнулась фигура человека в военной форме без пилотки. Секунда замешательства и мысль, что это мог быть кто-то из солдат Боровича, едва не дала возможность незнакомцу скрыться. Но тут, прикрывая рукавом лицо, из горящего дома выбежал Каратеев.
– Стой, сволочь! – звонко крикнул вирусолог, перекричав звуки стрельбы на окраине поселка.
Коган не успел помешать Каратееву. Тот вскинул автомат и длинной очередью
– Каратеев, выходите! – заорал он на всю улицу. – Сгоришь, дурак! Выходи!
Но вирусолог не показывался. Коган метался у входа, не зная, что предпринять. Ясно, что в доме уже нечем дышать и от дыма, и от жара. И когда на глаза попался большой кусок брезента, Коган мгновенно принял решение. Лучше всего было бы намочить брезент, но воды поблизости не было, а каждая потерянная секунда времени могла стоить жизни человеку. Коган просто набросил на себя брезент, закрывая голову, сделал глубокий вдох и бросился через огонь в дом. На Каратеева он наткнулся почти сразу. Тот лежал на полу, прижимая к груди какие-то папки с бумагами, и слабо шевелился, пытаясь ползти к выходу. Вырвав из ослабших рук вирусолога папки, Коган выбросил их через объятую пламенем дверь во двор. Подхватив под мышки ученого и накрыв его вместе с собой брезентом, он потащил вирусолога к выходу. Воздуха не хватало, пришлось закрыть рукавом лицо и сделать еще несколько вдохов, но горло сразу перехватило от удушливого горячего воздуха. Коган закашлялся, но продолжил тащить Каратеева. Его окатило нестерпимым жаром, когда он пробивался через пламя в дверном проеме. Свежий воздух пахнул в лицо, а потом чьи-то сильные руки подхватили Когана и потащили по земле. Он дышал, широко раскрывая рот, неистово кашляя. Потом на лицо, на шею, за пазуху полилась холодная вода, и стало легче дышать.
Коган открыл глаза, проморгался, чувствуя, как горит все лицо и горло. Над ним склонился Шелестов с фляжкой в руке. Покрутив головой, Борис увидел, что неподалеку сидит Каратеев, живой и здоровый, но тоже порядком мокрый, с опаленными волосами, и успокоился.
– Ребята, вы что, сдурели? – поинтересовался Шелестов, когда Коган окончательно прокашлялся и смог смотреть и дышать спокойно.
– Да я и ничего, – усмехнулся Борис, кивая на вирусолога. – Ты вот лучше у прикомандированного спроси, чего он в огонь кинулся. А я вообще-то его хотел вытащить, а он какие-то папки спасал. Что там хоть было в них?
Каратеев уже поднялся и ходил по двору, собирая разбросанные папки. Некоторые подобрали подошедшие автоматчики, но вирусолог отбирал их у солдат, собирая в стопку и прижимая ее к груди. Он подошел к Шелестову и сложил папки на крыло «полуторки».
– Это я потом нашел, когда уже стрельба началась, – пояснил он. – Выглянул, а там уже бой идет, я и вернулся, чтобы собрать папки. Понимаете, там заявки были на материалы, оборудование. Их кто-то забыл в нижнем ящике стола. Журналы хода исследований забрали, а про заявки забыли. А они тоже могут на многое пролить свет, глаза открыть. А потом кто-то
– Ну, вот Когану скажите спасибо, Семен Валерьевич, – усмехнулся Шелестов. – Он успел вас вытащить, а то бы крышка вам вместе с папками.
Каратеев посмотрел на Когана и молча кивнул. Шелестов обратил внимание на эту молчаливую и очень красноречивую сцену.
– Все, поднимайтесь! – приказал Шелестов. – Пора приниматься за дело. Там бойцы Боровича взяли двух пленных. Надо допросить их и разобраться, что это была за эскапада.
Сосновский шел вдоль крайних домов поселка, осматриваясь по сторонам. Нет, не было тут никакого населенного пункта до войны. Все, что сейчас здесь стояло – было построено не более пары лет назад. Ясно, что этот поселок в два десятка деревянных домиков построен одновременно с концлагерем, на расстоянии какого-то километра от него. Никаких сомнений, что поселок, лаборатория в нем были связаны с лагерем напрямую. Нет тут никаких населенных пунктов в десятках километров вокруг. Был только до войны песчаный карьер, пилорама при конторе лесозаготовок. Есть еще пустовавшая разрушенная станция железной дороги и недостроенное полотно в сторону лесхоза.
– Эй, бойцы! – приветливо окликнул Сосновский двух солдат, один из которых сидел на земле, а второй бинтовал ему голову. – Живы?
– А что нам сделается? – засмеялся молодой солдат.
– Рано нам еще помирать, товарищ майор, – поддакнул раненый слабым голосом. – До дома совсем немного осталось!
– До дома? – Сосновский остановился и внимательно посмотрел на чернявого солдата. – Откуда ты, боец? Из каких мест?
– Вон мой дом, – указал солдат рукой в сторону видневшихся гор. – Карпаты! Уже видно без бинокля…
– Как тебя ранило? – снова спросил Сосновский.
– На посту был у ворот, товарищ майор, когда грузовики с… этими подъехали, – стал рассказывать солдат и хотел подняться, но Сосновский жестом разрешил ему сидеть. – Я сообщил, как положено. Командир роты подошел, а они, несмотря на запрет, стали приближаться, ну лейтенант и приказал открывать огонь. Тут бой и завязался. Наши подоспели. Лейтенанта зацепило, а потом они в нас гранату бросили. Осколком мне голову посекло, а так ничего, обошлось!
– А ну-ка, бойцы, – прищурился Сосновский, – что скажете про врага? Почему напали на нас, чего им тут надо было, зачем атаковали поселок? Явно же не деревня, курами и свининкой не разживешься.
– Диверсанты это, – уверенно сказал раненый и вопросительно посмотрел на своего товарища. Молодой солдат, соглашаясь, кивнул. – Знали куда шли, только не ожидали, что нас здесь много будет. Поэтому их командир так свободно шел к моему посту, думал, что нас тут человек пять.
– Молодец, парень, соображаешь, – усмехнулся Сосновский и двинулся дальше.
Из двух оставшихся в живых диверсантов один был русским, а второй немцем, который хорошо, почти без акцента говорил по-русски. Шелестов собрал группу, после того как Буторин с автоматчиками прочесали окрестности. Командир роты автоматчиков тоже сидел рядом с оперативниками, чуть морщась и поглаживая перевязанный бок, где пуля вскользь зацепила его во время боя. В помещении составлены разномастные стулья и табуреты, принесенные из других домов. Здесь стояло несколько больших столов и кровати членов группы. В окно с улицы вместе с запахом спелых луговых трав тянуло запахом гари.