Вирус
Шрифт:
— Волк телка чувствует издалека! — улыбнулся Анатолий.
Он беспрепятственно прошел сквозь стаю. Остервеневшее зверье, казалось, не замечало его. Собаки была сосредоточены на более аппетитной добыче, улепетывающей со всех ног.
Комедия готова была превратиться в трагедию, если бы на сцене не появился Цербер. В два прыжка он преодолел расстояние до брызжущего слюной сгустка тел и встал на его пути непреодолимой преградой. Захочешь — не обойдешь.
Не торопясь, ощерив голубовато-белые клыки, Цербер мощными ударами крепких лап распределил братьев своих по ранжиру: больших налево, малых направо. Чем вызвал непомерное уважение Ильи.
— Вот это по-нашему! — оживился тот, постепенно расправляя плечи и вновь превращаясь в мифологического героя.
— Ванькин! — ироничный голос, прозвучавший за спиной, ввел Геракла в ступор. — И почему вы не на службе?
Здоровяк замер, сжав кулаки. Лицо его превратилось в маску ярости, заиграло перекатывающимися желваками.
Появившийся из-за угла Коваль спокойным жестом остановил бегущего Анатолия.
— Молодой человек! Не спешите! — он махнул рукой за спину. — Там ничего не изменить даже при ваших выдающихся бойцовских способностях. Хакеры стали мешать нам, лезть куда не надо, а потому их на некоторое время придется изолировать. Вы знаете, что они подсадили вируса в церковные компьютеры?
— Нам — это кому? Вас же вроде поперли со службы, — Анатолий заглянул за угол дома.
— Все мы — рабы божьи! — смиренно провозгласил Иван Васильевич и неловко, словно делал это в первый раз, перекрестился.
— Некоторые до самой старости остаются рабами своей глупости, — вмешался Медведев, пораженный поведением полковника.
Изменения, произошедшие с Ковалем с момента их последней встречи, настолько сильно бросались в глаза, что не заметить их мог только слепой, да и тот почувствовал бы подмену по разнице в голосе. Резкие рубленые фразы превратились в ленивый речитатив.
— И вы здесь, профессор, — опустил глаза Коваль и повернулся, чтобы уйти.
Никакой искры. Пронзительный, ледяной, завораживающий гипнотический взгляд исчез, сменился пустым мутным взором. Был воин — стал раб, оболочка с задумчиво взирающей на мир смиренной маской.
Подобные перемены (по глубокому убеждению профессора) происходили с людьми в течение нескольких лет, в крайнем случае месяцев — когда они ломались под тяжестью обрушившихся несчастий, прятались внутрь себя от боли.
— Там хакеров в микроавтобус пакуют, — подходя, прошептал Анатолий, и еще тише добавил. — Он прав. Напролом не пробиться. Пробуйте договариваться.
— Иван Васильевич! Постойте! — крикнул Медведев в спину уходящему полковнику. — Хакеры не мешают. Они больше нужны вам, чем нам. Мы предлагаем помощь.
Коваль повернулся, в глазах мелькнула искра заинтересованности, и пока она не погасла, Медведев поспешил пояснить:
— Проблему в сети храма создали не Жорка с Бейрутом, как вам кажется, но они могут попытаться восстановить ее работоспособность. Вам это должно быть интересно.
— С чего это вдруг? — хитро, в прищур, поинтересовался Коваль.
Сквозь маску безразличия проступило другое лицо, как будто кто-то выглянул из-за стены, кто-то старый и бесконечно мудрый. Может, это и был тот, кто сумел за несколько дней превратить закоренелого служаку в безвольную марионетку.
— Еще чуть-чуть, и вы получите неподконтрольную компьютерную сеть, из которой выйдет неуничтожимый монстр, по сравнению с которым все, что раньше приписывали дьяволу, покажется доброй сказкой. Он очень быстро распространится по мировой Сети. Это будет ваше чудовище, взращенное на вашем огороде. Я полагаю, нет необходимости описывать, что будет дальше. Современный мир без компьютеров — нонсенс, — Медведев сделал небольшую паузу. — Вы этого хотите? — резко выдохнул он.
— Избави Господи! — выставив руки перед собой, остановил надвигающиеся неприятности Иван Васильевич.
Медведев подмигнул Анатолию и громко произнес:
— Ребятки, вы пойдите погуляйте минутку, а мы с Иваном Васильевичем потолкуем.
Телохранитель, зайдя за угол дома, вгляделся в микроавтобус, в который несколько минут назад крепкие ребята затолкали Бейрута с Жорой. Приближаясь к соседнему «мерседесу» вплотную, он подышал на затемненное боковое стекло, стер испарину, внимательно всмотрелся вглубь салона. Крепыши в машине расценили этот жест как издевательство — стекло опустилось, и в том месте, где только что было лицо Анатолия, возник громадный волосатый кулак.
Ванькин среагировал мгновенно. Бросаясь в сторону автомобиля, попытался поймать увесистый аргумент силы, но не успел. Рука провалилась в салон. Стекло быстро поднялось, едва не зажав его руку.
Обойдя машину кругом, Илья нагло уселся на капот, изображая роденовского «Мыслителя». Пронзительный рев клаксона не заставил себя долго ждать. Двери распахнулись одновременно с двух сторон. Из машины выскочили бойцы и бодро двинулись к задумчивому «философу».
— Ну что, Илья, покуражимся! — вскричал Анатолий, возникая рядом с потягивающимся атлетом.
Бывшие непримиримые враги замерли плечом к плечу в ожидании неприятеля.
Микроавтобус вдруг тоже ожил, хлопнул дверцами, и из него повалили здоровенные мужики. Один. Второй. Третий.
— Стойте! — из-за угла дома стремительно выдвинулся полковник в сопровождении Медведева.
— Я сказал, стоять!
Доведенные до кипения бородачи неохотно, бурча и препираясь, вернулись к автобусу.
Громадный Илья непонятно когда успел сбросить пальто; врастая в землю, он превратился в былинного богатыря. Проступая сквозь тонкую материю рубахи, забугрились напряженные мышцы.
«Илья Муромец — ни больше ни меньше», — подумал Медведев, подходя к раскрасневшемуся атлету.
— Спокойно, парни! — едва слышно, но очень уверенно произнес он. — Драка нам не нужна.
Конечно, он и не надеялся, что разогнавшийся до крейсерской скорости авианосец может моментально остановиться, но того, что произошло дальше, никак не ожидал.
Ванькин резко повернулся, ухватив бампер микроавтобуса, с нечеловеческим ревом оторвал его от земли. Словно штангист, удовлетворенный взятым весом, улыбнулся, бросил руки вниз, отпуская крякнувшую от удивления металлическую кобылу. Сплюнув под ноги, громко топнул и, шумно выдохнув, расслабился. Отряхнул ладони, отвернулся, выражая полное презрение и к «покоренному снаряду», и к его владельцам.