Вирусапиенс
Шрифт:
Будь боец человеком, непременно приписал бы минутное помутнение рассудка усталости и на том бы успокоился. Однако то, что для человека могло показаться странным, даже очень странным, для Тромба было просто невозможным. Ведь он хоть и разумная, но всё же программа — а у программ, как известно, бывают сбои и ошибки. Они подвержены разрушающему влиянию вирусов. Иногда возможна физическая порча носителей, на которых они располагаются. Всё это может случиться с программами — вот только видений у них не бывает никогда.
Дверь дрогнула, и загудела, сотрясаясь от сильных ударов.
Терпение администратора истощилось.
— Открывай, мальчишка! — заорал он.
Фигура двойника, растворяясь, послав лукавую улыбку своему отражению, напоследок чисто, без акцента и детских кривляний, произнесла:
— Я обдумаю всё, что ты сказал, воин.
Висевшая в воздухе белокурая голова добавила высокомерно:
— До тех пор, пока я не решу, что мне делать с людьми, будем соблюдать перемирие. Брат!
Последние слова донеслись из пустоты: Вирусапиенс исчез.
— Как исчез? Куда исчез? — вопивший седобородый старичок остановился посередине церковного зала. Успокоился, осмотрел присутствующую братию, вздыхая, быстро перекрестился.
Взгляд, прыгающий по бородатым лицам, вдруг остановился на ухоженной физиономии. Длинные темные волосы с редкой сединой на висках, бросились в глаза своей ухоженностью.
Владелец бородки клинышком, стоя в тени, опирался на отшлифованную людскими прикосновениями каменную колонну.
Если бы в толпу одетых по-зимнему людей выпустить нагого, он наверняка был бы менее заметен, чем этот светского вида человек в толпе клириков и монахов. Сквозь пелену покорности, прикрывающую глаза, временами прорывалась бурлящая мирскими страстями душа. Страсти эти в настоящий момент разгуливали в районе полюса холода — точнее сказать, пика ненависти.
Глаза белобородого старца, пылающие огнем, пробили безразличный взгляд толпы и уперлись в мирянина.
— Я к вам обращаюсь, Иван Васильевич, — продолжил отец Михаил, выбивая неожиданно появившейся в руке тонкой палочкой четкий ритм.
— Где сейчас может находиться Потёмкин? — батюшка быстро пересёк зал, вплотную приблизился к бывшему полковнику спецслужб Ковалю.
— С тех пор, как вы присоединились к нам, прошло уже достаточно времени, — прошептал старик, держа теперь уже начальника службы безопасности храма за плечи. — Времени достаточно, а результатов никаких! Где мальчишки?
— Вы же знаете, что я делаю всё возможное, — пробормотал экс-полковник.
— С тех пор, как эта сволочь лишила меня места в органах, я…! — зарычал Коваль, но замолчал, поддаваясь завораживающему действию гипнотического взгляда.
— Не ругайтесь при братии, сын мой! Мы же с вами знаем, кто вас уволил, — тщедушный батюшка слегка коснулся маленькой, сморщенной от старости ладошкой лба собеседника.
Лёд растаял, протестующий взгляд погас, затянувшись тонкой пленкой безразличия и подобострастия.
Иван Васильевич Коваль больше не выделялся в толпе бородатых монахов. Он был одним из многих, частью общего дела, плотью единого организма.
— Никак не пойму, почему он периодически освобождается от влияния? — прошептал отец Михаил, пожимая узкими плечами.
Резко повернувшись к внимающим монахам, старичок блеющим голосом пропел:
— Смирение и послушание — вот что требует от нас наша вера и Отец наш небесный. Так будем же смиренны и послушны!
Склонившие голову монахи, словно эхо, отозвались приглушенным бормотанием на его призыв:
— Смиренны и послушны…
Молодой человек, облаченный в непомерно большую рясу, прижимая к груди старый потертый ноутбук, склонил голову, когда к нему подошел старец.
Серебряная шевелюра отца Михаила вспыхнула светящимся ореолом, когда он навис над согнувшимся в поклоне Игорем. Молодой служитель догадался, что причиной тому была не святость старца, как полагали многие, а свет ультрафиолетовой лампы, затерявшейся в высоких сводах храма.
— Зайди ко мне, сын мой, — пропел отец Михаил, и не оглядываясь двинулся к лестнице на второй этаж, где располагался его кабинет.
Каждый раз Игорь удивлялся неизменному порядку, присутствующему в кабинете — вернее, неизменности этого порядка. Каждая мелочь, будь то карандаш, распятье или даже клочок бумаги, всегда представали перед посетителями, словно приклеенными к одному месту. В прошлый, позапрошлый раз и даже полгода назад.
Как будто хозяин никогда не бывает в своём кабинете и появляется в нём только в тот момент, как туда заходит кто-нибудь чужой. Обладая безупречной памятью, Игорь каждый раз пытался найти хоть малейшие изменения, но не мог — и это отчего-то не давало ему покоя.
— Наша сеть, — певуче начал отец Михаил, но словно передумав, сменил тон, переходя на обычный разговор.
— Почему мы до сих пор без компьютеров? — резко спросил он. — Я очень надеялся, что ты быстро уничтожишь вирус и откроешь доступ к нашим базам данных.
Игорь смущенно опустил глаза и тихо ответил:
— Если бы это был обычный программный вирус, так и было бы. Но этот — особенный!
Отец Михаил, жестом останавливая монашка, раздраженно дернул головой.
— Не бубни! Программный вирус или не программный, какая разница! — рявкнул он, отчего Игорь отшатнулся. Он едва не упал, потеряв от удивления присутствие духа.
Молодой служитель впервые увидел почтенного старца в таком гневе и, естественно, испугался.
— Он наверняка разумен, и я думал, что вы знаете об этом, — с дрожью в голосе продолжил Игорь.
— Если он настолько силен, что его нельзя уничтожить — с ним нужно договариваться! — изрек старик.
— Но как с ним вести переговоры, если он замкнулся в сети, отрезав все каналы доступа? — заартачился Игорь.
В душе каждого компьютерщика живет мятежный дух. Хакер Монах, преисполненный справедливым негодованием, вылез наружу, заслоняя смиренного слугу Божьего Игоря.