Вирусапиенс
Шрифт:
— Александровская слобода! — забормотал тот и вдруг громко ахнул, вскидывая брови, выпучил глаза.
— Царь?!
— Отставить! — приказал незнакомец, теребя длинную, редкую, как мочало, бороду.
Круглое лупоглазое лицо перекосилось от страха.
— Кто т. ты?
— Зови меня «Полковник». А кто ты?
— Я Гришка Бельский, параклисиарх, слуга царский, как и все, — видя непонимание, мелькнувшее во взгляде «диавола во плоти», рыжий пояснил:
— Пономарь
— Таак! — протянул полковник и вдруг громко выдохнул:
— А царь где?
Согнувшийся пономарь рухнул в белоснежный сугроб.
— Там! — кивнул он, приподнимая залепленную снегом физиономию.
Полковник коснулся взглядом необыкновенного строения, каждый кирпичик которого сиял впечатанным золотым крестом. Здание возвышалось над серыми мелкими сараюшками, что придавало ему вид громадной золотой клетки, парящей над землей.
— Молчи и будь рядом. Возвеличу! — прошипел он.
Оглядываясь, пересёк двор, стараясь остаться незамеченным.
Пономарь преданно засеменил сзади, иногда забегая вперед, чтобы указать дорогу.
Крепкие дубовые двери предательски скрипнули, когда полковник потянул начищенное медное кольцо. Он замер, осматриваясь; услышал громкий храп и невнятное бормотание, доносящееся из глубины узкого прохода. «Охрана, как и во все времена, — спит», — недовольно сдвинув брови, он осторожно протиснулся в темный коридор. Переступая через вытянутые громадные ноги, вгляделся в лица стражей.
«Скоты! Захочешь, не разбудишь».
Подойдя к полукруглой арке, заглянул внутрь небольшой комнаты и увидел молящегося перед иконами человека в роскошной лисьей шубе.
Рослый мужчина повел крепкими плечами, мощно вздохнул и продолжил, тягуче гнусавя:
— Вразуми раба твоего, Иоанна Васильевича. Подскажи слуге твоему, как избежать измены и пресечь заговоры, опутавшие царство моё-ё-ё.
Прячась за колонной, полковник наблюдал за тезкой, все больше удивляясь: уж очень знакомым казался силуэт Иоанна.
— Грозный, говоришь? — шепнул полковник, появляясь из-за колонны. — Посмотрим, так ли ты страшен.
Царь, похоже, услышал дерзкий вопрос. Гневно повернулся. Пытаясь закричать, натолкнулся на затухающее зеленоватое свечение, исходящее из глаз чужака и лишь сглотнул противный, застрявший в горле комок. Захрипев, сжал глаза руками, стараясь избавиться от наваждения
— Силой выжечь крамолу на Руси, — зашипел полковник, злобно вытаращив глаза. — Вот что тебе нужно было делать!
— Царство моё-ё-ё! — скривился в небрежении. — Слизняк!
Испуганный царь, рухнув на пол, попробовал было завопить, но захлебнулся писком: полковник достал ногой государевой
Вытащив парализованное, испуганное существо, Иван Васильевич влепил великому тезке звонкую пощёчину и негромко зарычал:
— Жить хочешь — молчи! Нет — кричи!
Храп в коридоре на мгновение затих, чтобы через секунду вновь мощно задрожать под низкими потолками.
В глазах полковника полыхнул зеленый огонь.
Царь ойкнул и обмяк.
— И это Иван Грозный? — скривился Коваль, поворачиваясь к замершему за спиной пономарю.
Подмигнул светящимся глазом.
— Поможешь мне! — торжественно произнёс, сотрясая руками над головой — то сдвигая их ладонями друг к другу, то разводя в стороны и напрягаясь.
Хилая искра метнулась в живом промежутке и тут же исчезла. Полковник приблизил ладони к выпученным глазам.
— Нет! — беззвучно завопил он, задирая голову. — Ты не можешь со мной так поступить!
«Чего это он?» — вздрогнул Малюта, склонившийся над сотрясающимся в конвульсиях царём.
— Надеюсь, твой Бог не менее могуч, чем его! — прошептал пономарь, поднимая круглое лицо. Окровавленным ножом, указывая на подрагивающее тело.
Полковник опустил глаза, спокойно посмотрел на перерезанное горло убиенного Рюриковича.
— Ты слишком решителен для пономаря, — хищно улыбнулся претендент на освободившийся престол, отчего у будущего опричника застучали зубы и вдоль позвоночника скользнул холодный ручеёк.
— Быть тебе рядом со мной!
Пряча горячий нож за голенище потертого сапога, Малюта вытер покрасневшие от крови ладони и, глянув на мертвого самодержца, тихо прошептал:
— Слаб человек.
— Но, несмотря на кажущуюся хрупкость, человеческий организм остается очень сложным и отлаженным механизмом, — продолжал профессор, оглядывая «Медвежью берлогу», в которой с раннего утра заседали наиболее стойкие его подчиненные, выдержавшие передряги последних дней.
Низкорослый Алик Ванидзе, беспрестанно меряя комнату мелкими шагами, замотал головой.
— Да-да-да, механизм! — настаивал Медведев.
— И обязательно с программным управлением! — с этими словами он коснулся указательным пальцем виска.
Худощавый Мелехов поморщился, мельком оглядев своё тщедушное тело, взглянул на розовощёкого Семёна, поедавшего за соседним столом домашние пирожки, и широко улыбнулся.
— Механизм-то механизм! — съехидничал он. — Только кому-то от природы достались швейцарские часы, а кому-то кухонный комбайн.