Вирусапиенс
Шрифт:
— Ты прав! Я уже не человек, — улыбнулся Виремельян, воспарив над землей.
Сбоку раздался громкий вскрик, и проходящая мимо пожилая женщина опала в большой сугроб, наметённый позёмкой на обочине.
Медведев поспешил на помощь слабонервной старушке, дотащив её до ближайшей скамейки, бережно уложил на широкую доску сиденья.
— Слегка подправив тело, доставшееся мне, — продолжал Виремельян, нисколько не обращая внимания на хлопоты профессора, — Я понял, что подобная форма существования довольно занятна. И пока не надоест, решил задержаться в человеческом теле.
— В этом теле, — он положил руку на сердце.
— Да! — вспомнил. — Не называй меня Виремельяном. Емельянов больше нет в этом теле. Я — Вир, просто Вир.
— Почему? — только и успел вставить Медведев.
— Разум обоих Емельянов, — продолжил молодой человек, но его прервал профессор:
— Обоих Емельянов? — удивился он, широко распахивая глаза.
— Да-да! Моих соседей по разуму. Обоих звали так.
Итак! Разум обоих Емельянов я отправил в Сеть. Там им легче будет поправиться: места больше. А то они в последнее время только и делали, что гонялись друг за другом, — заявил теперь уже Вир, с улыбкой наблюдая за эмоциями профессора.
А эмоции били ключом. Как поплавок на воде, Медведев подпрыгивал от удивления всякий раз, когда собеседник сообщал новые факты.
— Как так — отправил? — опешил профессор, замечая, что тело ничего не чувствует: ни холода, ни ветра, еще секунду назад задувающего колючий снег за пазуху.
Осмотревшись, он понял, что окружающий его мир замер, подчиняясь команде невидимого управляющего.
Пришедшая в себя старушка застыла на скамейке с открытым ртом и поднятой ко лбу рукой, стелющаяся по земле позёмка превратилась в плотную снежную ленту, зависшую невысоко над землёй.
— А вы думали, что ваш разум сложнее моего? Лелея его исключительность, вы решили, что она не позволит переместить его в Сеть. Это как с шахматами — сегодня компьютеру нельзя стать чемпионом, а завтра исключительная человеческая привилегия — миф. Пустышка! Душа — упорядоченное собрание физических элементов и полей. Сложный набор — однако, как и всё сущее, подчиняющийся общим законам взаимодействия этой Вселенной, — Вирусапиенс стал похож на проповедника, несущего знания в мир, убежденного и непоколебимого в своей уверенности.
Медведеву вдруг стало обидно за человечество. Нельзя сказать, что он сколько-нибудь верил в Бога, однако предпочитал с уважением относиться к вере других.
— Ты утверждаешь, что Бога нет?
— Если он вам так необходим, пусть им буду я, — предложил Вир, восторженно сверкнув глазами. По-видимому, ему очень понравилась собственная идея.
— Ты? — скривился неисправимый атеист, взявший на себя роль адвоката дьявола.
— Отец, и сын, и святой дух, — тихо пропел Вирусапиенс. — Человек, Бог и дух: триедин в одном лице.
— Я человек, наделенный могуществом бога, и я дух, — огласил своё резюме соискатель на должность Всевышнего, освещая пространство появившимся над головой сияющим нимбом. — Ведь я могу жить в человеческом теле. Могу путешествовать по сетям, являясь, по сути, духом, — пояснил он, величественно приподняв подбородок и облокотившись на загустевший воздух.
Профессор молчал, растерянно теребя кончик носа.
Он уже давно понял, что говоривший может свободно пребывать не только в чужом теле, но и в чужих мыслях. Иногда ему даже казалось, что многое из того, что он видит, не происходит на самом деле, а является результатом внушения со стороны Вирусапиенса. Спорить с собеседником, который может озвучивать твои сомнения, очень трудно — если не сказать невозможно. Тем более что познаний в области теологии профессор не имел никаких.
— Кхм!? — скептически кашлянул он, и неожиданно встрепенулся, вспомнив о предстоящей встрече с Юрием Николаевичем.
— Да! Несмотря на мою временную задержку в вашем мире, наши договоренности о сетевом соглашении остаются в силе, — откликнулся Вирусапиенс, на громкие мысли профессора. — Мне нужен договор!
«Обязательно научусь думать потише. Бейрут поможет», — решил профессор. И в тот же момент какая-то сила толкнула его в спину. Окружающий мир метнулся прочь.
Он сделал шаг, начиная его в заснеженном дворе, споткнулся, и влетел в…
— Чёрт возьми!
В неизвестную, но шикарную квартиру.
— Где меня встретили вы и ваша помощница…
— Ну и история! — удивленно произнёс Медведь, когда Анатолий закончил рассказ.
Вышагивая вдоль коллектора, он, не переставая, почёсывал пальцами кончик носа.
— Вам бы, молодой человек, фантастические романы писать, — добавил, и одёрнул себя. — Хотя нет! У нас не опубликуют!
Анатолий не мог поверить, что вот так запросто выложил едва ли не историю всей своей жизни незнакомым людям.
— Нет поучающего момента. У вас получается, что вы вините себя за произошедшие с вашей реальностью изменения, — продолжал небритый интеллигент тоном преподавателя старших классов. — А наша идеология, — повысил он голос, — не приемлет трепетного отношения к истории, провозглашая лозунг «Свободное творчество не имеет границ во времени»! Творчеки едва ли не каждый год без смущения подправляют ее под свои нужды.
Анатолий непонимающе уставился на возбужденного лектора.
— Какие романы? Какой лозунг? — недовольно спросил он, злясь на себя за непростительную словоохотливость.
— Лозунг? — Медведь непонимающе выпучил глаза. — Молодой человек, каких только сентенций наша интеллигенция не выдавала на гора!
— Например, как вам эта? «Для достижения эстетического наслаждения все средства хороши!» — он скривился. — Или: «Творчек — венец эволюции». Я не против творчества, как такового, но нельзя же превращать его в инструмент управления людьми.
Медведь возмущенно запыхтев, прервался, но только на мгновенье.
— А эти их последние придумки? Дистанционный духовный наставник — это ж совсем ни в какие ворота…