Висельник и Колесница
Шрифт:
– Ман бушював… у, курш! Зовут меня Ляля! Такмо и говори «баба Ляля», шявмо! – сказала и поскакала резво по лагерю. Граф проводил её обескураженным взглядом.
– Выспался, друг Теодорус? – спросил подошедший Крыжановский.
– Доброе утро, полковник, – задумчиво откликнулся Толстой.
– Чем это вчера нас кормили, граф? – поинтересовался Максим, меж тем тоже глядя на шатёр, где вечером скрылась знахарева внучка.
– Ежели речь о тяжести в животе, то это скорее оттого, что весь вчерашний день мы постились, а ночью оскоромились. Помню, шёл я голый, босый и простоволосый по Святой Руси из Петрова града, что на Камчатке в Петров же град на Неве. Добрался до Читы и купил себе голубцов на то золотишко, которое намыл по дороге. Вот это, доложу я тебе, было пиршество. Не в том смысле, что ело много народа! Щ-щ-щас! Никого не пустил! Сам съел! И баранью ногу в придачу – даже мозг из костей высосал – не хуже собаки! Молод я был и не знал, что после голода обильная еда – отрава! Плохо было потом. Сейчас вот вспомнилось, – Толстой зачарованно улыбнулся воспоминаниям.
Улыбнувшись в ответ, Максим пошел умываться к кадке с водой, примеченной у кибитки. Ледяная вода заставила фыркать и отдуваться, да так, что не сразу обратил внимание на истошные вопли Курволяйнена.
– Вашвысбродь! – еще издалека начал кричать денщик. – Вашвысбродь!
Крыжановский успел вытереться рушником, когда Ильюшка приблизился.
– Там кобыла ваша, ваш-ваш-выс-родие, та самая, которая Мазурка!
Максим захлопал глазами: «Любимая лошадь, каковая пропала ещё под Можайском. Быть того не может, чтоб теперь отыскалась. Обознался денщик! Разве что – очередное чудо!»
Не смея надеяться, он широко зашагал вслед за Ильёй. Парень не ошибся: это действительно была Мазурка – гнедая орловка[96] без единого пятнышка, за которую Максим когда-то отдал месячное жалованье, вestia, отличающаяся не только редкостной сообразительностью, но и вздорным характером. Стоит стреноженная, лениво пережёвывая сено. И ведь не попала под шальную пулю, не досталась на ужин французскому гурману. Наоборот, сама отъела бока – аж лоснятся.
– Что, рай, по нраву лошадка?
Максим повернулся на голос. Позади стоял высокий цыган с торчащими вперёд зубами и волчьими голодными глазами. Ухо украшала серебряная серьга, надёжно убеждающая, что её владелец – не оборотень.
– Самому нравится, не продам ни за какие лове, – с блудливой улыбкой продолжил зубастый.
Без Мазурки полковник покидать табор не собирался. Но не станешь же обижать небогатых, но хлебосольных людей, отняв лошадь силой. Лучше поговорить об этом с баро или со стариком Мрузом.
– Ай, погоди, ррусыцко кэтана[97]! – закричал цыган, как только увидал, что Крыжановский собрался уходить. – Хотел себе кобылу оставить, но вижу, тебе она больше подходит. Баро мануш, большой ты человек! Конь тоже должен быть подходящий!
Максим понял, что цыган не отказывается продавать Мазурку, а просто набивает цену. Ничего не попишешь, приходилось покупать одну и ту же лошадь во второй раз. Увы, нынче денег не было – все пошли в пользу Димитрия Бузырёва. Можно было спросить у Толстого, но Крыжановский терпеть не мог влезать в долги.
– А из чего ты рассудил, человече, что кобыла мне подходит? Смирная она. Только и годится, чтоб отроков верховой езде учить. Какой интерес в такой покупке?
Прежде Крыжановский как только не обзывал Мазурку, каковая, справедливости ради следует отметить, характером вполне заслуживала нелестных эпитетов. Но – «смирная»?! Хорошо, что не слышит.
Видимо, и продавец не остался в неведении относительно норова лошади, потому что всячески принялся возражать. Рефлекторно при этом почёсывал место пониже спины, очевидно, немало претерпевшее от злой кобылы.
– Что ты, что ты! У ней кровь благородная, горячая. Не кобыла, а йаг-огонь. С места сразу летит как балвал-ветер. Чужих не подпускает, кусается…
– Ладно, цыган, хватит нахваливать товар. Сколько хочешь за гнедую?
– Совсем немного, барин. Того коника[98], что под тобой, и пятьдесят целковых сверху, – наглость цыгана границ не знала.
– Хорошо, – сдался Максим, – заплачу твою цену, но при условии, что не обманываешь, и кобыла того стоит.
– Спроси, кого хочешь – любой скажет: Петко Бежан самый честный человек в кырдо. Его каждый обмануть норовит, он же – никогда.
– А ежели я сейчас подойду, оседлаю твою огонь-кобылу, преспокойно усядусь, а она не то, что не укусит, а ещё и на колени встанет и поклонится?
– Шутишь, барин! – зубы сребролюбивого оборотня обнажились так, что стали видны дёсна.
– Не сумею – заплачу твою цену, а коль сумею – возьмёшь поляка и того англичанина, что под денщиком. А про деньги забудешь.
– Будь по-твоему! – кинул шляпу на землю цыган.
Мазурка ещё издали признала хозяина и впала в буйство. Петко по-своему истолковал поведение лошади и злорадно рассмеялся вслед Максиму. Тот подошёл к кобыле, бросил ей на спину седло и рванул верёвку-путаницу.
– Что, ж…а, соскучилась по плётке? – спросил ласково в самое ухо.
На него взглянул большой лиловый глаз с белым ободком, а на длинной реснице повисла слеза. Кончив седлать, Максим, издеваясь над алчным продавцом, заставил лошадь опуститься на колени. Только после этого закинул ногу в седло. Мазурка радостно подняла привычный груз и смирно пошла шагом, кланяясь на все стороны.
– Ррусыцко фэрмекетори! – в ужасе закричал Бежан.
– Никакой он не колдун, Петко! Просто ты ему сейчас его же собственную лошадь продал! – красавица Елена стояла и заразительно хохотала.
Максим чуть было не вывалился из седла. Но не красота цыганки поразила бравого гвардейца – голос и смех были те самые, из сна про башню.
Соскочив на землю, он устремился к девушке. Но дорогу преградил Еленин дед – Лех Мруз.
– Позволь нашему табору следовать за армией, командир!
– Господин полковник, – поправил цыгана Крыжановский, с сожалением глядя, как таинственная Елена скрывается между кибиток.
– Позволь нам следовать за армией, господин полковник! – терпеливо повторил старик, всё так же заступая дорогу.
Максим посмотрел ему в глаза и спросил:
– Ордена боишься?
Знахарь выдержал взгляд и смиренно ответил:
– Не знаю, о чём ты,…господин полковник. Я злых гажё боюсь. Теперь таких много стало. Из-за войны. Кто-то напал на табор баро Земела Зурало и всех там вырезал. Ни стариков, ни детей не пожалел. И от баро Гоца давно нет вестей. Мы все боимся. Ты же видел, как у нас мало мужчин. Кто защитит? Только на ррусыцко кэтана надежда. Просим всего лишь, чтоб ты, господин полковник, сказал своим – пусть цыган от себя не гонят. От нас польза будет. Ковачи мы хорошие. Вдруг ишто, котёл прохудится – заклепаем. А нужно – так и новый ишто справим. Лошадку подкуём так, что век подковы не сносит. А ежели заболеет лошадка – кто лучше цыгана полечит? – Мруз любовно похлопал по крупу Мазурку. – А ещё песнями и плясками на отдыхе развлечём…