Висельник и Колесница
Шрифт:
– Знай наших! – ребячливо жестикулируя, радовался Беллинсгаузен, – теперь дождёмся, когда неприятель снова восстановит мост, запустит в город очередную порцию горе-вояк, после чего повторим урок. А те, кто успеет перебраться, всецело окажутся в лапах его медвежьего превосходительства, генерала Семёнова. Уж он-то болезных подерёт хорошенечко, со всей душою. Так что, покуда старый барон Беллинсгаузен способен палить из пушек, никакого успеху французу не видать.
Максим собирался откланяться, но чувственный монолог подполковника остановил сие намерение. «Уж больно старик недооценивает врага. Французы – не дураки, чтоб слепо переть в столь незамысловато расставленные
– А что, Фридрих Иванович, охранение у тебя присутствует?
– А как же, голуба! Рота мушкетер! – беспечно ответил подполковник. – Сказать по чести, я тех мушкетер услал на северный склон, чтоб не путались под ногами.
– У кого, позволь поинтересоваться, чтоб не путались под ногами? У неприятеля, что ли, реши он проследовать во-о-н тем оврагом до подножья холма?
Беллинсгаузен посмотрел в указанном направлении и глаза его забегали тревожно:
– Ах, старый я осёл, уж стал выживать из последнего ума!
– После, после будешь укорять себя. А нынче – верни солдат, – поторопил Максим.
На поверку мушкетеры оказались резервной ротой Вильманстрандского пехотного полка. Капитан отсутствовал. Он, по свидетельству поручика, отстал в дороге из-за жесточайшего приступа подагры. Сам поручик две недели как пожаловал из Петербурга, никогда прежде в сражениях не участвовал, но страстно мечтал восполнить сей недостаток биографии. То же и солдаты. Среди них нюхали порох лишь двое седовласцев, проевших зубы на военной службе. Остальные прибыли с последним пополнением и вообще доселе не стреляли из ружей. Из всех военных умений могли лишь маршировать в ногу.
Глядя на «грозное воинство», Максим удручённо вздохнул. Однако же – делать нечего: коль грядёт супостат, отражать его придётся этим неумелым новобранцам. А потому, не сокрушаясь долго, полковник принялся за дело. Часть солдат поручил Коренному для обучения штыковому бою, другую часть отдал Курволяйнену – упражняться в стрельбе, чтоб хоть глаза при выстреле не зажмуривали. Самые же дремучие и непригодные к ратному делу сгодились Лермонтову при производстве фортификационных работ. Также во все стороны отправились дозорные – следить за местностью.
По прошествии короткого времени склоны холма, с вершины которого била по мосту батарея Беллинсгаузена, стали представлять собой живописное зрелище. Кругом во множестве появились засеки, рогатки[122] и волчьи ямы. Вспотевшие солдаты до изнеможения кололи штыками наспех изготовленные чучела, а иные палили почём зря по деревянным столбам. В промежутках между пушечными и ружейными залпами в воздухе слышалось:
– Делай раз, делай два…
– Заряжай, целься, пли…
Глядя на всё это, вильманстрандский поручик задался неким вопросом. Застенчиво пыхтя и переминаясь с ноги на ногу, он встал за спиной Крыжановского. Тот обернулся и спросил:
– Что у вас?
– Господин полковник, вам не кажется, что сей шум может отпугнуть от нас неприятеля?
Максим хотел ответить какой-нибудь шуткой, но за
– Французы… на конях приехали… много… все в хвостатых касках!
– Наверняка старые знакомцы – драгуны! Эти умеют сражаться как верхом, так и спешившись[123]! – высказал своё суждение Крыжановский.
Атака оказалась кавалерийской. Вне всякого сомнения, неприятель надеялся на всегдашнюю безалаберность русских и полагал, что его появление станет неожиданностью. Просчёт оказался смертельным. Лишь только показавшиеся французы стали кричать: «Vive l'Empereur![124]», Беллинсгаузен ударил картечью. Словно гребёнка, вычёсывающая блох из крестьянской бороды, прошлась картечь по кустарнику, где копошились всадники. Однако французов это не отрезвило, и они постарались одним стремительным броском преодолеть пологий подъём. Затея напоролась на немудрёные сооружения мичмана Лермонтова, каковые стали для лошадей поистине непреодолимой преградой. Пришлось драгунам спешиваться и растаскивать деревянные колья.
За этим занятием их застал второй, ещё более убийственный, картечный залп. Немало всадников лишилось своих коней, попав в ямы-ловушки. Тех же, кто, несмотря на все трудности, сумел достигнуть вершины холма, ожидало русское пехотное каре, стреляющее в упор…
Среди врагов Максим разглядел подполковника Кериака. Но этот ненавистник тут же пал, сражённый градом свинца.
– Бессмысленный был человечишка, – пожал плечами Максим, – но умер с честью, как солдат! Видимо, решил внять доброму совету, хоть и не полностью. Предупреждали же, чтоб не приближался на пушечный выстрел…
Вскоре всё закончилось. У русских полегло 9 человек, и 12 было ранено. Французские потери составили только убитыми больше сотни, да столько же ранеными. Пленных набралось с десяток. Среди них Максим увидел знакомого солдата – из тех, что памятной ночью сопровождали дуэлянтов.
– Братья Белье? – коротко спросил полковник, которого интересовала судьба новоявленных Каина и Авеля.
Напуганный француз объяснил, что оба офицера сразу после дуэли исчезли, и знать о себе более не давали. Дальше расспрашивать пленного не имело смысла, потому Максиму пришлось оставить тему исчезновения братьев открытой.
В Малом Ярославце тем временем неприятель также предпринял скрытую атаку. И с большим успехом: удалось вытеснить русских из Спасской слободы. На колокольне, среди верёвок, словно ласточка, запутавшаяся в силках, висел мёртвый монашек.
Максим отогнал от себя тревожные мысли о судьбе Бистрома, Толстого и остальных. Бой за батарею сильно измотал полковника, но оставалась несделанной рекогносцировка. Потому, распрощавшись с добрейшим Беллинсгаузеном, Крыжановский отбыл в сопровождении своего отряда к Немцово, что лежало на две с половиной версты южнее. Там он до самого подхода основных сил занимался разметкой будущих фортификационных сооружений.
Глубокой ночью сделалось известно, что в продолжение дня Малый Ярославец восемь раз переходил из рук в руки и, в конце концов, полностью сожжённый, остался за французами. Последнее обстоятельство, впрочем, важности не имело: армия Кутузова твёрдо встала полукольцом на укреплённых позициях, совершенно отрезав неприятелю путь вглубь Империи. У Наполеона не оставалось сил прорвать русскую оборону. И Наполеон отошёл. Впервые в жизни Император французов отступал перед лицом ожидавшего его неприятеля. Малый Ярославец, стяжав великую славу, стал последним русским городом, до которого докатилось нашествие Антихриста.