Вишенка. 1 том
Шрифт:
— Нет, друг мой, нет, не хочу. Вы же знаете, что я никогда не выйду замуж. Разве я могу с моим прошлым носить фамилию, быть женой честного человека?
— Не об этом речь идет… и сколько честных людей женятся на мнимо порядочных барышнях!.. Но вернемся к Петарду. Любовь его ни к чему не приведет, вам же она надоедает. Прежде чем звать к себе, поговорю с ним. Дружески, все объясню ему, он добрый малый, поймает меня, не надо, чтобы он питал надежду, помирится с этим, хорошо, будет бывать у нас по-прежнему, а если нет, то больше не вернется к нам. Пока же пора нам спать. Покойной ночи, Вишенка… Ах! Позабыл совсем… Теперь надо мне звать вас Агатой. Что значит привычка, буду еще ошибаться, но вы не сердитесь за то на меня?
— Мне на вас сердиться! Возможно ли?
— Ах! Как бы вы меня ни звали, я буду всегда той бедной девушкой, которую вы так честно спасли и которой вы вернули бодрость и надежду сделаться со временем достойной вашей дружбы. Я буду вечно вам благодарна, буду любить и уважать вас, как отца.
Сабреташ обнял Вишенку, утер слезу, катившуюся по щеке, и прошептал:
— Довольно, довольно, дитя мое! Вы видите, что я вполне за все вознагражден… Усните теперь хорошенько, чтобы отдохнуть, и не утомляйтесь завтра.
— Да, кстати, друг мой, надо же найти мне работу? Вы знаете, белье ваше уже все перечинила.
— Знаю, все в отличном состоянии, в порядке.
— Теперь я без дела, мне будет скучно. Я могу шить рубашки, да и другое что.
— Хорошо, займемся этим… Но прежде всего, я не хочу, чтобы вы дрожали как листок. Что с вами? Будут руки дрожать, так и шить нельзя… Я боюсь, не лихорадка ли у вас?
— Высплюсь, все пройдет…
На другой день, несмотря на все усилия, чтобы казаться здоровой, у Вишенки развилась такая сильная нервная лихорадка, что под вечер она вынуждена была лечь в постель. Сабреташ ушел рано из дому, так как теперь ему приходится ходить далеко на работу, да к тому же он хотел в своем квартале поискать занятья. Старый солдат обманул Вишенку, сказав ей, что новая квартира не дороже прежней, и потому ему надо удвоить свои труды, чтобы достать необходимые средства на все нужды. Он не побоялся увеличить свои расходы, поселившись в этой части города, думая только о том, как доставить Вишенки удобное помещение, а особенно удалить ее от мест, напоминавших о ее несчастии.
— Зато буду только раньше вставать, работать позднее, дольше.
К несчастью, не все в мире зависит от одного желания нашего. Часто негодяи, лентяи отказываются от заработка, с которым могли бы вести порядочную жизнь, тогда как честные, трудолюбивые люди даже не находят работы, чтобы иметь возможность содержать свою семью.
Но если бы все в мире шло хорошо, то мы были бы уж слишком счастливы, а не на то нас Бог создал.
Сабреташ очень огорчился, застав Вишенку больной в постели. Он предвидел, что потрясение от встречи с Мино не обойдется без дурных последствий, расстроит здоровье Вишенки. Но Сабреташ не унывает, напротив, он старается успокоить, развеселить больную.
— Ничего, пройдет, позовем доктора, пропишет вам, что нужно, и вылечит вас.
— Но надо будет доктору заплатить, а я уж и так вам в тягость!
— В тягость! Не повторяйте никогда это слово, а то я подумаю, что вы меня считаете за эгоиста, за человека бессердечного. Слава богу, у меня есть здоровые руки, я в силах еще работать… К тому же труд — моя жизнь, мое счастье. Я бы захворал от праздности, если бы пришлось бродить без дела целый день либо сидеть на одном месте. Движение, действие — вот моя натура. Будь жив мой старик-отец, я бы для него трудился; его потерял, а вас нашел. И теперь опять не одинок на свете, есть кого любить. И, черт возьми, когда сам сделаюсь калекой, дряхлым стариком, тогда ваша будет очередь кормить меня. Я же причина ваших бедствий. Хорошо помню гостеприимство ваше в гостинице Шатулье. Но довольно об этом говорить. Не мучьте больше себя размышлениями, малютка. Я вам приведу доктора, который вас вылечит.
Доктор не нашел болезни опасной, но все таки советовал Вишенке лежать в постели.
Живительно как Сабреташ везде поспевал. Ходил за больной, бегал за лекарством, приискивал себе работу. Он хотел нанять сиделку, но Вишенка не согласилась, и, к сожалению, у него так мало было занятья, что сам имел время сидеть дома и прислуживать больной. Но иногда Сабреташ без нужды уходил, чтобы Вишенка не заметила у него недостатка работы, и всегда придумывал какую-нибудь причину своему скорому возвращению. Забота о спокойствии молодой девушки заставляла его бросаться на выдумки. То он забыл адрес, записку, то деньги не взял на покупку щеток или красок. Он не хотел, чтобы Вишенка догадалась, что, переехав, лишился знакомых, доставлявших ему работу в прежнем квартале, а в новом тоже еще ничего не нашел.
Но какие были деньги, скоро издержались и в одно прекрасное утро после ухода доктора, когда пришлось идти за лекарством, Сабреташ, пошарив во всех ящиках и карманах, не отыскав более четырнадцати су, остановился посреди комнаты и крепко задумался. Судя по озабоченному выражению лица и нахмуренным бровям, нелегко было ему придумать, как выйти из затруднительного положения. Наконец Сабреташ гневно топнул ногой и принялся шагать по комнате, восклицая:
— Черт возьми! Сколько тут ни стой, а денег таким образом не найдешь… а они мне необходимы… нужны… во-первых, на то, чтобы купить микстуру, которая, конечно, дороже гораздо четырнадцати су. А во что бы ни стало микстуру надо купить моей милой больной… и она ее получит, хоть бы пришлось за то усы мои продать. О, я давно бы уж их продал, но ценности не имеют. А работы все нет. Ничего не находится в этом проклятом квартале, да и в прежнем нет заказа… Что за проклятье!.. — Сабреташ опять остановился, озирается кругом, смотрит на кровать, и лицо его просияло, в глазах засветила радость, и он воскликнул:
— Нашел средство! И как это мне в голову не приходило? Вот что мне доставит деньги… Скорей за дело! Малютка ничего не увидит, пока лежит и не придет в мою комнату. Она хотела, чтобы у меня был матрас, боялась, что мне жестко будет спать на соломе; вот и устроилось все, лучшему — сейчас пустим в дело матрас.
Сказав это, Сабреташ снял одеяло, простыню, сдернул матрас, взвалил на плечи и осторожно с ним пробрался возле комнаты Вишенки, чтобы та ничего не слышала. Выйдя на площадку, тихонько закрыл дверь, таким образом спустился по лестнице и без больших помех дошел до двора. Сабреташ никого не встретил из жильцов, потому что было рано и все еще спали, но, проходя через двор, он наткнулся на привратника, еще бодрого старика Бретона, который мел двор. Увидав нашего солдата с ношей, Бретон загородил ему дорогу, сказал:
— Позвольте узнать, куда вы собрались?
— Идем куда нам нужно, товарищ; кажется, я не обязан давать отчета, и возраст уже такой, что в опеке не нуждаюсь.
— Конечно, — возразил привратник, не сходя с дороги. — Вы сами можете идти куда угодно и распоряжаться собою. Мне до вас дела нет… но вещей своих уносить не можете без моего позволения. — Говоря это, старик Бретон положил руку на матрас.
— Как! Я не могу вынести со двора свой матрас без твоего позволения? Что ты мне рассказываешь? Ведь он не чужой. Моя собственность. Я хочу проветрить его. Давно не выносил на воздух. Совсем это тебя не касается; не чему и смеяться. Ну, прочь с дороги! Мне некогда…
— Проходи один, а матрас оставь. Я хорошо знаю, что он тебе принадлежит, но тоже и мне служит ручательством в том, что квартира твоя будет оплачена… Знай я, что у тебя нет мебели, не отдал бы внаймы квартиры, а ты еще хочешь унести из дому одну из лучших своих вещей.
— Чего ты от меня хочешь? Разве я что должен?
— Нет, но вот уже два месяца, как ты сюда переехал… срок платежа подходит…
— К сроку все будет уплачено, что, ты меня за мошенника, считаешь?