Витч
Шрифт:
Он как будто даже обиделся.
— Это, между прочим, тоже творческая работа. Требует усилий.
— На снегу мочой вензеля выписывать — тоже творческая работа. И тоже требует усилий.
Сравнение вышло чересчур обидным, но Максим намеренно хотел задеть Алика.
— Слушай, Максим, — побледнел от злости Алик, — а когда ты писал «Магистраль за горизонт», ты тоже дико страдал и переживал?
Максим растерялся. Писать про коммунистов и магистраль ему было не шибко приятно, но, во-первых, грела мысль о том, что он своим профессиональным трудом обеспечивает семью деньгами (хотя впоследствии он и ошибся), а во-вторых, где-то в душе он надеялся, что сможет с помощью своего таланта как-то расцветить убогий
— Не знаю, — пожал он плечами, — может, ты и прав.
На этих словах Алика слегка отпустило, и он победоносно шмыгнул носом.
— Знаешь, — сказал Максим, — я ведь зашел не просто повидаться, уж извини за прямоту.
— Да чего уж там, — усмехнулся Алик. После сравнения с мочевыми вензелями его уже ничего не могло задеть.
Максим вдруг понял, что ничего не хочет рассказывать Алику — ни про Привольск, ни про книгу, ни про Зонца. Он отрешенно посмотрел на компьютерный монитор. Там по-прежнему Крот совокуплялся с Дюймовочкой. Правда, теперь он лежал на спине, а она сидела сверху.
— Полный ВИТЧ, — тихо, но членораздельно произнес Максим.
— Что? — вздрогнул Алик.
— Я говорю, ВИТЧ полный, — сказал Максим. — Прости, Алик. Я зайду в другой раз.
И, встав, вышел из комнаты.
Алик метнулся за ним, потом вспомнил про мультфильм, вернулся и стал щелкать мышкой, выключая стонущих персонажей. Потом выбежал в коридор, но Максима нигде не было. Только дверная цепочка на входной двери по инерции болталась, словно маятник часов, отсчитывающий уходящее время. Тик-так. Потом маятник замер.
— Все готово, — вышла из кухни Рита. — А где Максим?
XXVIII
Нет, Максим совершенно не ошибался, когда чувствовал в голосе Зонца какое-то восхищение бурной деятельностью Блюменцвейга. Зонц действительно восхищался. И на то были свои причины.
Все началось еще в детстве. Впрочем, в детстве начинается все, включая собственно появление нас на свет. Не говоря уж про старика Фрейда, который доказывал, что и все наши фобии, комплексы и желания тоже родом оттуда. Но в случае с Изей все имело очень даже конкретную предысторию.
Изя рос мальчиком смышленым и любознательным, несмотря на то что родители не прилагали к этому никаких усилий — читать сына не заставляли, за школьной успеваемостью не следили. Не говоря уже о какой-либо особой тренировке памяти или вообще мозга. Они были людьми, можно сказать, простыми (отец — преподаватель марксизма-ленинизма в не самом популярном московском вузе, мать — лаборантка), звезд с неба не хватали, чего и сыну желали. Но, видимо, те или иные таланты проявляются у нас вне всякой зависимости от окружающей среды, а часто даже и наперекор оной.
Так, Изю интересовало все то, к чему ему не пытались привить интерес родители. А так как они ни к чему не пытались привить интерес, то и интересовался он решительно всем. Он смотрел кино, читал книги (причем без разбору), с удовольствием решал математические задачки, увлекался иностранными языками и часами мог изучать карту мира, висевшую в коридоре их квартиры.
Но решить, что именно его интересует, он никак не мог. Помог случай.
Как-то в почтовый ящик Изиных родителей положили чужое письмо. Ничего криминального — просто перепутали
Таким образом, девяностолетний Леонид Андреевич казался ему не просто долгожителем, а человеком, умудрившимся обмануть саму смерть — то есть человеком, обошедшим непреложный закон природы. Может быть, именно из этого открытия Изя вывел главный девиз всей его будущей жизни — нет такого закона, который нельзя было бы обойти. Но тогда для Изи это было лишь теоремой, которую еще следовало доказать. Доказал он ее даже раньше, чем предполагал.
Он, конечно, отнес письмо старику, не забыв при этом представиться. Старик невероятно обрадовался малолетнему визитеру (что неудивительно — внешне Изя был мальчиком-ангелочком: кудряшки и живые голубые глаза) и предложил чаю. Так завязалась их дружба. Вскоре Изя стал частым гостем одинокого старика. Постепенно выяснилось, что Леонид Андреевич своих детей не имел, жену схоронил двадцать лет назад и с тех пор не женился. Старых друзей у него не осталось, а новые в таком возрасте, как известно, не заводятся даже от сырости. Таким образом, Изя был словно послан небесами, чтобы скрасить последние годы, а то и месяцы старика. Сначала они просто болтали на разные темы, а затем Леонид Андреевич незаметно все свел к литературе — чувствовалось, что он ею болел.
«В литературе есть ответы на все вопросы», — часто повторял он. Изя литературу любил и с удовольствием слушал сюжеты разных произведений в пересказах старика.
А однажды Леонид Андреевич вдруг предложил почитать что-нибудь вслух.
— Я вам? — спросил Изя, которого такой поворот не очень обрадовал — в сиделки он все же не нанимался.
— Зачем? — засмеялся старик. — Я тебе.
— А что именно? — растерялся Изя.
Старик обвел глазами свою богатую библиотеку и развел руками:
— А что хочешь, то и почитаю. Что ты любишь?
— Ну-у-у… — протянул Изя, — люблю приключения и чтобы весело было.
И тут же поправился:
— Только чтобы не для детей.
— А Гоголя не хочешь? — спросил Леонид Андреевич.
— Гоголя? — поморщился Изя — это имя отдавало нафталином — и вяло добавил: — А что Гоголя?
Старик на память начал перечислять названия: «Шинель», «Проспект», «Мертвые души»…
— «Мертвые души»? — остановил его Изя. — Это страшилка? Давайте их, что ли.
Старик рассмеялся, но спорить не стал.
Так у них и повелось. Каждый день Изя сбегал из школы чуть раньше, а затем несколько часов проводил в гостях у старика. Родителям ничего не говорил, да они и не спрашивали. Несмотря на почтенный возраст, старик читал неплохо и, казалось, даже не уставал. Время от времени они делали небольшой перерыв на чай, а потом снова продолжали чтение. Старику льстило сосредоточенное внимание, с которым Изя слушал его. Он почти никогда не перебивал и не переспрашивал, лишь иногда в самых неожиданных местах выдавал странные реплики.