Витч
Шрифт:
— Тсс, — приложил Изя палец к губам, — спит он.
Женщина растерялась.
— Точно?
Она подошла ближе и внимательно посмотрела на «больного».
— А он не…
— А давайте в этот раз я распишусь? — вдруг предложил Изя.
— Да как-то… не положено, — промямлила почтальонша, — мал ты слишком…
Они вышли из спальни, чтобы не мешать старику.
— Ну ладно, — наконец согласилась она, — раз такое дело… Ты расписываться-то умеешь?
Изя видел подпись Леонида Андреевича всего один раз, но, как ни странно, хорошо ее запомнил — аккурат-но написанная фамилия старика «Зонц» с небольшой закорючкой на конце.
Он повторил ее, как мог.
Почтальонша выложила деньги на столик в прихожей.
—
Так Изя понял, что тепло — враг мертвого. Но как сохранить труп так, чтобы он не разлагался, — вот вопрос. Сначала Изя думал, а не засунуть ли его в холодильник. Но, во-первых, старик туда вряд ли бы влез, а во-вторых, там было не очень холодно. Затем вспомнил про балкон. Там была температура что надо.
Старик оказался тяжелее, чем Изя думал. Несколько раз ему пришлось останавливаться, чтобы перевести дух, пока он волок по полу безжизненное тело Леонида Андреевича. Вытащив его на балкон, Изя забросал труп полиэтиленовыми пакетами и газетами, которых там было предостаточно. Но балкон был виден из соседних квартир, и, чтобы ничего не заподозрили, Изя присыпал старика снегом. Теперь Леонид Андреевич был похож на запорошенный снегом мопед.
Вся эта затея не оставила в Изиной душе почти никакого следа. По крайней мере он не видел в своей маленькой афере ничего жуткого или противоестественного. Ему почему-то казалось, что старик бы его понял. Деньги мертвому все равно не нужны, а где быть похороненным — в земле или на балконе, — ему теперь уж точно без разницы. На балконе даже лучше — все ж таки ближе к родной квартире. Но главное не это. Изе казалось, что он дает старику возможность сыграть ту самую главную роль, которой ему так недоставало при жизни. Изя как будто продлевал ему творческую жизнь. Это было для Изи даже выше жажды наживы (хотя деньги он, естественно, взял себе). Кроме того, все это было похоже на какое то… испытание, что ли. Экзамен, который ему устроил ушедший в мир иной старик. Экзамен на знание предмета. Мол, ты мне помогаешь обмануть смерть и прошлые творческие неудачи, а я тебе даю шанс попробовать свои силы. Изя чувствовал, что должен этот экзамен пройти. Во что бы то ни стало. И он его прошел.
В течение месяца он регулярно забегал проведать, в каком состоянии находится труп и сможет ли он еще раз сыграть роль живого. Температура, на счастье Изи, устойчиво держалась на отметке -25 и ежедневно грозила упасть еще ниже. За это время Изя натренировал руку, чтобы подпись выглядела более похожей. В конце следующего месяца Изя рассчитал примерное время прихода почтальонши и перетащил старика обратно в спальню. Там он натянул простыню до носа, очистил лицо от сосулек, вытер лоб и пригладил волосы. Старик выглядел не ахти, но как придать ему более цветущий вид, Изя не знал. Услышав, что старик все еще болеет, почтальонша снова поохала и покачала головой. И снова мельком глянула на старика.
— Смотри-ка, совсем плох-то дедушка… Ты бы прикрыл окно — холодно у вас как. Еще застудишь старика.
— Не застужу, — уверенно замотал головой Изя, скосив взгляд на лужицу у кровати — из-под простыни предательски капало.
Но почтальонша, слава богу, ничего не заметила, снова отсчитала десятирублевые бумажки, получила подпись и ушла.
Так прошел еще месяц. На третий раз простыню пришлось натянуть еще выше. Но к четвертому раз Изя понял, что старик больше не в состоянии играть свою роль. Или, как говорят актеры, — мастерство еще есть, а силы уже не те. Пора было давать занавес. И уже без выходов на бис. Так сказать, последняя
Почтальонше он сказал, что старик таки собирается уйти в мир иной, мол, скорая уже в пути, но, может, удастся спасти (немного надежды необходимо, а то возьмут и с пенсией погодят).
Так Изя заработал свои первые восемьсот рублей. Деньги по тем временам немалые. Но даже не в них было дело. Дело было в принципе.
Много позже, находясь в колонии для несовершеннолетних, он поведал об этой истории приятелю по кличке Дыня. На счету Дыни уже было несколько вооруженных грабежей, и по местным меркам он был авторитетом. Хотя, по Изиному мнению, довольно туповатым авторитетом.
— Зря, — сказал ему Дыня, выслушав про мучения с перетаскиванием трупа. — Да я бы год этого старика эксплуатировал! Я бы просто отрубил ему голову и руку. И положил бы их в морозилку. А остальное спустил бы в мусоропровод. Приходит тетка, я голову кладу под одеяло, и одна рука торчит. Вполне достаточно. А вместо тела одежды бы накидал какой-нибудь. А ты с целым трупом возился, как кретин. Туда-сюда. Бал-кон-спальня-хуяльня.
С точки зрения логики Дыня был прав. Но Изя никак не мог представить себя отрубающим старику голову и руку. Это было бы чистым извращением.
— Ты, Дыня, садист, — ответил он тогда.
Дыня не обиделся, а только пожал плечами — тебе видней. Изе действительно было видней — в начале девяностых Дыня переквалифицировался в рэкетиры. С удовольствием засовывал паяльники в задницы должникам, ставил им утюги на живот, душил полиэтиленовыми пакетами и поливал их детородные органы кипятком. В итоге он наехал не на тех людей, и ему самому надели на голову пакет и, предварительно изрядно помучив, утопили в ванной. Кстати, сделали это его бывшие напарники по рэкетирному бизнесу, вовремя переметнувшиеся на нужную сторону. Так сказать, любимому учителю от благодарных учеников.
Возвращаясь к Изиной истории, надо добавить, что после четвертого раза Изя просто оставил труп лежать в кровати. Через пару дней вызвал скорую. Главного санитара он просто отозвал на кухню и дал ему пятидесятирублевую бумажку. Чтоб без милиции и расспросов. Тем более что смерть-то была естественной.
Иными словами, Изя помог старику обойти законы природы, а старик помог Изе обойти законы менее философского смысла.
А дальше было то, что напоминало бурную деятельность Блюменцвейга. За одним исключением: Изя нисколько не противопоставлял себя фону и не имел никаких других целей, кроме игры. Но игры с целью собственного продвижения и собственного обогащения. Игра ради игры его не интересовала. Никаких душевных или психологических мук Изя никогда не испытывал. Мыслил перспективно, а если чувствовал, что откусил больше, чем может прожевать, без колебаний выпускал добычу. Это позволило ему избежать каких-либо криминальных треволнений, если не считать колонии для несовершеннолетних, куда он попал по глупости — его подставили, попросив за деньги залезть в форточку квартиры и открыть якобы захлопнувшуюся дверь. Мужчина, «забывший ключи в квартире» и который, собственно, попросил Изю об услуге, выглядел исключительно солидно и даже слегка поторговался для вида. Потом, когда этот мужчина оказался домушником, было поздно дергаться. Жадность фраера сгубила. Тот пригрозил уголовной статьей за соучастие, а заодно предложил продолжить успешно начатое сотрудничество. Изя отказался, но домушника вскоре взяли. А за ним взяли и Изю. Но это было делом прошлым. С тех пор Изя никому не доверял и цепко контролировал каждое звено затеваемого им дела. А дел было много.