Витим Золотой (Роман 2)
Шрифт:
– И пропадешь, миленок! Сидит, чертыхается, небритый, грязный, надел на себя черт те что... Дегтем пропах весь... Сейчас же вели топить баню и выпаривайся...
– Разбойница ты стала, сваха!
– расплываясь в улыбке, взмахивал руками Иван Степанов.
– Переменилась, расхорошела-то как, боже мой! Прямо царевна Тамара!
– Какая еще там Тамара?
– прищурилась Олимпиада.
– Какая разбойница?
– Любого в полон возьмешь! Истинно разбойница!
– повторял Иван.
– С кистенем на
– бесцеремонно отчитала она Ивана.
Доменов покашливал и молодецки расправлял лихо подстриженные усы.
– И то правда... Пойдем, пристав, не станем мешать, - проговорил Иван как-то сразу отрезвевшим голосом и вместе с Ветошкиным вышел.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
– Погоди, соколик, дай хоть маленечко передохнуть, - уклоняясь от поцелуев мужа, проговорила Олимпиада, когда гости вышли.
– Ежели еще раз бросишь меня одну-одинешеньку, пропаду я, Авдеюшка...
– Не пугай ты меня!
– защищался Доменов.
– И так все сердце изныло...
– Ой ли! А зачем бросил? Сижу там и не вижу ни света, ни зореньки... Встану, винца выпью, в ванне пополощусь, в зеркало погляжусь, цыпленка обгложу, икоркой заем и хожу по нашим хоромам одна в томлении и думаю: за что же это вянет и пропадает красота-то моя? Оставил бы хоть в Питере, я бы там нашла, где щегольнуть... Видишь, не утерпела и прикатила, оправдывалась Олимпиада.
– Молодец ты, душа моя, вот и все! Да я не только браслетик - золотую цепь тебе на шею повешу!
– И прикуешь где-нибудь в горенке... Я тебя знаю... Ты послушай. Приезжаю я в Зарецк. Остановилась в Коробковых номерах...
– Туда-то зачем? Разве это место для тебя? Боже ж мой!
– сокрушался Авдей, терзаясь ревностью.
– Да разве можно там останавливаться порядочной женщине, к тому же одной, без мужа? Гнала бы прямо сюда!
– Шутка сказать! Сколько верст отмахала. Да и проголодалась. Дай, думаю, хоть горяченькую селянку съем. Приоделась. Хотела обед в номер потребовать, да нет, думаю, вниз спущусь, хоть на городских людей гляну...
– Пошла все-таки?
– кряхтел Авдей.
– А что мне?
– В такое срамное место?..
– Да чем оно срамное? Оттого, что вы там с голыми девками выплясывали?
– ядовито щуря свои голубые глаза, спрашивала Липушка.
– Ох! Перестань, мамочка!
– взмолился Доменов.
– Сам же рассказывал. А ко мне, соколик, это не пристанет. Значит, спускаюсь по ковру и встречаю в дверях... знаешь кого?
– Ну?
– стонал Авдей.
– Угадай!
– Что я тебе, Ванька-угадчик? Мало ли кого туда черти носят. Ах господи боже мой!
– Какой ты у меня стал богомольный и праведный...
– Ну не томи ты меня,
– скрещивая на груди руки, умолял Авдей Иннокентьевич.
– Кого же это там тебе дьявол подсунул?
– Знаешь кого?
– закатывая глаза, продолжала Липушка.
– Маринки Лигостаевой мужа, Родиона Матвеича Буянова с компанией.
– Воображаю это компанство, - покачивал головой Доменов.
– Он, говорят, пить начал, как зверь...
– Врут. Не перебивай. Он такой симпатичный и как ангел красивый! Ну, значит, поздоровались. Подхватили они меня под руки - и в залу...
– И ты пошла?
– Лицо Авдея начинало розоветь, словно отхлестанное крапивой. Сузившиеся глазки подернулись кровавыми прожилками.
– Да разве вырвешься? Налетели, как воронье...
– Кто же еще-то там был?
– Больше купцы и офицерье.
– Самые пакостники!
– Ну уж это ты зря! Очень вежливые и обходительные люди.
– Знаю я этих голубочков!..
– Ну а тебя я тоже, младенца, знаю... Ты всех готов в одной куче с кизяками смесить. Выпили, повеселились...
– А потом кататься поехали?
– с трепетом с голосе допытывался Авдей Иннокентьевич.
– Само собой...
– Дальше, дальше что было...
– Стал меня Родион Матвеич к себе в гости звать...
– Ты поди и рада стараться... Ах, дурак я, дурак! Скажи, пошла или нет?
– спрашивал Авдей, чуть не плача от окаянной ревности.
– С огнем, Олимпиада, играешь! Гляди у меня!
– Гляжу, миленочек... Как херувим чиста... Я, говорит, для вас на весь город бал устрою. Налью в ванну шампанскова, - помнишь, как ты мне рассказывал?
– Да мало ли я что тебе врал? Ох господи! Ну?
– В ту, говорит, самую ванну, из которой сбежала моя венчаная жена...
– Своя сбежала, так он чужую поймал... От дураков всегда жены бегают. Ну погоди, подлец, я тебе покажу ванну, ты у меня белугой завоешь! Напрочь разорю, в землю вколочу и ногой растопчу!
– яростно гремел Доменов.
– И ты поскакала?
– Да что ты, миленок! Я еще с ума не спятила... Сказала, что пойду переоденусь. Вошла и на ключ заперлась...
– Стучались поди?
– А то нет? Целый час за дверью скребышились, умоляли... А я разделась да баиньки...
– Ой, врешь?
– видя лукаво прищуренные глазки жены, грозился Авдей кулаком с рубиновым на большом пальце перстнем.
– Значит, не веришь?
– Убей, не верю! Усы готов себе изжевать, сердце вырвать... признался Доменов.
– Хорошо, миленок... Вот уеду назад - и пропадай ты тут со своей родней!
Олимпиада вскочила, сбросила с плеча его волосатую руку и стала торопливо закутывать голову в дорогой оренбургский платок, распахнув полы боярской шубы, заправила под высокую грудь роскошные кисти шали.