Виток истории
Шрифт:
— И тем не менее поведение личности можно рассчитать абсолютно точно, если располагать полной информацией о ней, — невозмутимо говорит Кибернетик.
Медик пытается оставаться спокойным. Но почемуто в его речи появляется больше шипящих звуков:
— Ну вот что, милейший, наш спор решит его величество эксперимент. В клинике сейчас находится несколько умирающих людей. Часы их сочтены. Мы предложили им новый стимулятор «ТК», и все они согласились. «ТК», конечно, не бог весть что такое, но он высвободит резервы энергии организма, сделает людей дееспособными на некоторый срок. Скажем, от нескольких
— Право приговоренного к смерти, — невесело шутит Кибернетик.
— Совершенно верно. Позади — вся жизнь, впереди — последнее желание. Вот и попробуйте, милейший, угадать, предсказать или, как вы там говорите, рассчитать их поведение. Возьметесь?
Кибернетик, словно не замечая скрытой насмешки, спрашивает:
— Какой информацией я буду располагать?
— О, за этим дело не станет, — язвительно улыбаясь, «успокаивает» его Медик. — Наши сведения о больном — к вашим услугам. Сможете поговорить и с его родными, друзьями. Все зависит от ваших способностей и от этого… Как, бишь, вы говорите?.. — Он морщит лоб, вспоминая термин, который хочет исполь, зовать как оружие. — От быстродействия. Вот именно. К одежде больных с их согласия будут прикреплены миниатюрные телепередатчики. Киноаппараты в студии запишут на пленку каждое их действие. Нам останется лишь посмотреть пленки. Ну как, согласны?
Кибернетик. Да.
Кибернетик входит в лабораторию, которой руководил Евгений Сергеевич. Кабинет руководителя пустой. На вешалке — снежно-белый неизмятый халат.
Евгения Сергеевича временно замещает широкоплечий здоровяк лет тридцати пяти, с облупившимся от загара носом, — Виктор Васильевич Кустович. Большинство сотрудников обращается к нему просто по имени.
Кибернетик знакомится с Виктором Кустовичем, говорит:
— Вам привет от Евгения Сергеевича.
Сотрудники лаборатории с любопытством поворачиваются к Кибернетику.
— Вы давно видели шефа? — спрашивает худой верзила с острым носом и челкой на низком лбу.
— Только вчера, — отвечает Кибернетик.
— И как он себя чувствует? — спрашивает Кустович.
— Было очень плохо. Сейчас намного лучше, — говорит Кибернетик. — Дня через два, возможно, выйдет на работу.
На лице Кустовича меняются выражения радости и озабоченности.
Кибернетик замечает торжествующий взгляд остроносого, обращенный на Кустовича. Остальные сотрудники подходят поближе. Один из них говорит:
— Значит, начнется «аврал».
Кустович отвечает на немой вопрос Кибернетика:
— Знаете, у каждого крупного ученого есть какая-то работа, которую он считает главной и во что бы то ни стало стремится завершить ее. Евгений Сергеевич создал теорию, против которой выступили некоторые ученые. Оставалось поставить решающий опыт, и вдруг он заболел.
Кибернетик подробно расспрашивает о теории, о спорах вокруг нее. Затем отправляется на квартиру Евгения Сергеевича. Здесь он разговаривает с женой и дочерью больного профессора. Жена становится словоохотливой, как только речь заходит о ее муже.
— И все-таки Женю многие не понимали. Даже в его лаборатории не все были за него. Что ж, новое всегда рождается в трудностях, — вздохнула она; иронически-покорно нагнула голову и развела руками, явно переняв этот жест от мужа, — за новое драться нужно. Эта борьба отняла у Жени здоровье, я уж не говорю о времени. Дома мы его почти не видели. Однажды полгода был в заграничной командировке. В свою лабораторию звонил каждую неделю, домой — раз в месяц. А приехал — и с вокзала прямо в лабораторию. Поверите ли, просидел там до ночи. Такой уж это человек…
Кибернетик возвращается к Медику. Молча берет лист бумаги, пишет свой прогноз. Показывает листок Медику. Там написано:
«Поспешит в лабораторию, поставит решающий опыт для доказательства своей теории».
Евгений Сергеевич выходит из клиники вместе с женой и дочерью. Что-то говорит жене и почти бегом направляется к будке телефона-автомата. Жена и дочь идут следом.
Крупно: его рука и указательный палец, набирающий номер на телефонном диске.
Кибернетик. Он набирает номер телефона своей лаборатории.
Медик (уныло). Кажется, и в самом деле…
Евгений Сергеевич взволнованно говорит в трубку:
— Виктор? Да, да, это я. Нет, не совсем здоров. Но это неважно. Виктор, я ненадолго заеду домой и через два часа буду в лаборатории. Начинайте подготовку к опыту… — Его лицо чуть напрягается. Может быть, он представляет, что думает Витя. Быстро, боясь передумать: — Нет, не заключительный опыт. Он не нужен. К сожалению, вы правы — моя теория неверна в самих посылках. Да, да, я пришел к такому выводу. Неважно когда. В последние дни. Мы поставим первый опыт для проверки вашей гипотезы. И не прыгайте от радости.
Евгений Сергеевич выходит из будки несколько растерянный, но с видом облегчения.
Жена. Ты сошел с ума. Что ты наделал?
Евгений Сергеевич. То, что давно следовало.
Жена. Почему же ты не сделал этого давно?
Евгений Сергеевич. Прежде надо все хорошенько обдумать. А в больнице у меня было достаточно времени.
Молчит, размышляя о том, чего не сказал. Затем произносит медленно, думая вслух:
— Собственно говоря, дело не в том, что было много времени. Скорее наоборот: соль именно в том, что его оставалось слишком мало… И уже не нужны чины, должности, престиж. Вот тогда на многие вещи смотришь совсем по-иному и решаешься на то, на что бы… Ну да ладно, не будем заниматься самокопанием. Для этого нет времени.
Медик. Как видите, смерть иногда помогает прогрессу. Грустно.
Крупно: предсказание Кибернетика. Его рука зачеркивает вторую половину фразы. Остается:
«Поставит решающий опыт».
Кибернетик устал от бесконечных поисков. Столько людей знает Антона Торецкого, и все заладили одно: «Великий артист. Жизнь для сцены». И сам Торецкий все разговоры сводил к театру. Но в его речи проскальзывали нотки сожаления о чем-то.