Витражи смерти
Шрифт:
– Нет… я не видела…
В темноте я никак не могла разглядеть его лицо.
– Тео… твой отец, мне так жаль… Я пришла поэтому.
– Я понимаю, Морта, ты пришла, потому что еще ничего не понимаешь. Иначе ты бы послушалась запрета своего дяди.
Он неловко приобнял меня и прижал к себе, но, словно испугавшись своего порыва, быстро отстранился.
– Я хочу быть твоим другом, Морта, если тебе нужны друзья. Но, кажется, с этим будет проблема.
– Я понимаю… – я почувствовала, как меня, словно темная тягучая патока, с ног до головы заполняет невероятная грусть.
– Могу обещать
– Вот, иди, – он смотрел на меня, как врач, который не может помочь своему пациенту.
– Увидимся в школе? – спросила я.
– Меня некоторое время не будет. Тебе пора, – ответил Тео и, не оглядываясь, быстро зашагал в сторону дома.
Я медленно пошла по дороге. Всего через пару минут со мной поравнялась машина.
– Ты в порядке? – спросил Димитрий.
– А ты? – парировала я.
Димитрий усмехнулся. Он понял: взрослых я больше не боюсь.
– Эээ, – я тут же смутилась собственной дерзости, – спасибо, что позволил мне увидеться с Тео!
– Как он?
– У него умер отец, – сухо сказала я, давая понять, что разговор окончен.
Мы подъехали к дому, я молча вылезла из машины и сразу направилась в свою комнату.
Аглая хотела, как обычно, пойти за мной, но я взглянула на нее – и она, сделав беспечный вид, принялась расставлять фарфор на обеденном столе.
Не раздеваясь, я повалилась на кровать и закрыла глаза. Мои нервы были обострены. Хотелось провалиться в сон, но сердце продолжало бешено колотиться, словно я на скорости взбегала на высокую гору.
В дверь постучали. Повернувшись на бок, я с головой накрылась одеялом. Из коридора донесся голос Аглаи:
– Морта, я принесла чай!
Я продолжала молчать.
– Морта, я вхожу.
Аглая тихо прошла в комнату и поставила поднос с чашкой чая и горячим сэндвичем на прикроватный столик. Вздохнув, сняла с моих торчащих из-под одеяла ног тяжелые школьные туфли.
Я всхлипнула, подтянув ноги внутрь кокона.
– Дядя запретил давать тебе успокоительное, но я добавила в чай ложку мелиссовой настойки, она поможет заснуть, – сказала Аглая и вышла из спальни.
Глава седьмая
Внучка клана Смерти
Сквозь дрему я почувствовала тепло, откинула одеяло и ахнула от удивления. Всю комнату заполнял ровный белый свет. Он лился из окна, за которым не было ни звезд, ни привычного пейзажа. За окном среди этого света возникла фигура – длинный белый плащ с капюшоном закрывал лицо, но силуэт был как будто знакомым. Приближаясь, фигура увеличивалась в размерах – наконец передо мной оказалось огромное бледное лицо с сухими поджатыми губами и глазами, из которых лучилось голубое сияние.
– Вы кто? – нашла в себе силы спросить я.
Губы растянулись в усмешку, раздался звук горна и передо мной появилась женщина в цветном халате и фартуке, с половником в руке. Этим
– Бабушка? – я совсем не помнила, как выглядели мои родители. Часто пыталась восстановить в памяти лицо матери или деда, но дальше фигур с размытыми лицами дело не шло.
Женщина в халате улыбнулась и тихо и отчетливо сказала:
– На чердаке новый витраж. Не верь никому, только витражам.
Бабушка легко подпрыгнула, распавшись на несколько маленьких одинаковых фигурок. Все эти маленькие бабушки начали танцевать гавайскую хулу.
– Так это сон… – с облегчением прошептала я и открыла глаза.
Солнце уже встало и где-то вдалеке гудел автомобильный клаксон. Прохладный душ помог немного взбодриться. В доме стояла непривычная для утра тишина. Я выглянула из комнаты. Никого не увидев, на цыпочках быстро засеменила к лестнице, ведущей на чердак – и снизу раздался голос Аглаи:
– Да-да, сейчас ее разбужу!
Нарочито громкий стук каблуков горничной разносился по коридору. Я дернула ручку двери: закрыто. Расстроенно побрела назад.
– Морта, ты что тут бродишь? – Аглая пристально смотрела на меня поверх своих очков-половинок.
– Да так, показалось, что птица влетела, – мне захотелось соврать.
– Птица – плохой знак, – поджала губы Аглая. – Иди завтракать.
– Я не голодная, – попыталась возразить я, но спорить было бесполезно.
Дядя сидел в привычной для него расслабленной позе, откинувшись на спинку стула и положив ногу на ногу. Он поприветствовал меня на английском – и я ответила, понимая: игра началась.
Мой дядя не только владел роскошными домами в разных странах мира, но и учил языки тех мест, где приобрел недвижимость. Сейчас мы жили в пригороде Лондона, до этого – в Румынии и Швейцарии. Я и сама свободно говорила на английском и испанском, а если не принимать во внимание жуткий акцент, то и на французском. Знала японский. В детстве учила русский и польский, но со временем польский растаял, а по-русски практиковаться я могла лишь с русскоязычным персоналом.
Итак, дядя дал понять, что у нас будет английский завтрак. Я привычно плюхнулась на стул, откусила хрустящий тост и протянула руку к чашке с чаем. В этот самый момент тело окатила холодная волна – так, что вся я покрылась мурашками. Происходящее вдруг раздвоилось: словно невидимая рука изменила реальность, расслоив на цветной и черно-белый пласты. В цветном слое дядя, отхлебнув свой кофе, продолжил читать газету – но в черно-белом он замер, глядя куда-то поверх моей головы.
Охвативший меня озноб вызвал неконтролируемый поток мыслей. Почему я живу с дядей? Зачем ходить в школу? Могу ли я улизнуть из-под присмотра и погулять в городе? Почему нельзя иметь телефон? Я протянула руку в сторону черно-белой картинки. Интерьер там отличался: мебель, окна, одежда выглядели беднее, изношеннее. Возникло желание проникнуть туда, в это новое странное место, и я подалась было вперед, но крепкая рука рванула меня за шкирку, отбросив обратно в цветное пространство. Икнув, я уронила тост на пол.