Витте
Шрифт:
От беседы с газетчиками С. Ю. Витте пришел к безрадостному выводу: пресса деморализована и опереться на нее правительство не сможет. «Единственные газеты, — писал он впоследствии, — которые не были деморализованы, это крайне левые, но пресса эта открыто проповедовала архидемократическую республику» 13.
Особенно возмущался С. Ю. Витте речами редактора «Биржевых ведомостей» С. М. Проппера, провозгласившего требование о выводе войск из столицы. Если бы оно исходило от представителя какого-нибудь социалистического или анархического листка, негодовал С. Ю. Витте, то он бы это понял. Но в устах господина Проппера, много лет питавшегося подачками со стола Министерства финансов, требование о выводе войсковых частей из Петербурга звучало как признак «обезумения» прессы. «Но все-таки не Пропперу было мне после 17 октября заявлять, что он правительству
С. Ю. Витте не обманул газетчиков. Вечером 18 октября он пригласил к себе Д. Ф. Кобеко, председателя высочайше учрежденного Особого совещания для составления нового устава о печати, и предложил ему как можно скорее представить проект правил о повременных изданиях. Первое официальное заседание Совета министров Российской империи, состоявшееся в субботу 29 октября в 8 часов 30 минут вечера, было посвящено вопросу о немедленном принятии временных мер к осуществлению свободы печатного слова.
Несмотря на все усилия премьера, российская пресса не ослабляла атак на его кабинет. Особенно изощрялась в поношении С. Ю. Витте черносотенная печать, субсидируемая сверху. Так, 19 февраля 1906 года в типографии петербургского градоначальника была подписана к печати прокламация газеты «Русское знамя». В ней говорилось: «Сейчас честные русские люди, любящие Россию, хлопочут у государя, чтоб он скорей согнал с президентского места главного врага русского народа и главного помощника жидовского с его жидовкою женой» 15. Неустанно поливал грязью премьер-министра и А. И. Гучков со страниц своего «Голоса Москвы». Сотруднику аппарата правительства А. А. Спасскому глава партии октябристов заявил: «Мы не перестанем изобличать временщика во лжи и зверствах, бессудных расправах и, прежде всего, в умышленном оттягивании срока созыва Государственной думы… Вы с вашим Витте поливаете пожарище керосином. Витте всем пускает пыль в глаза своей конституционностью, а на деле показывает себя палачом… Впрочем, он висит на волоске… Мавр сделал свое дело, мавр может уйти» 16.
Не лучшим образом показали себя издания кадетского толка. «Читая… ежедневно московский орган „Русские ведомости“, — писал граф И. И. Толстой, — меня прямо выводит из себя последовательная система подтасовок, партийное освещение всех фактов, нетерпимость ко всем инакомыслящим и вместе с тем возмутительная докторальность тона при разборе любого вопроса… Просто противно и досадно за русскую профессуру, лейб-органом коей всегда являлась эта газета». Невысокого мнения он был и о суворинском «Новом времени» — солидной газете, которую постоянно видели на письменном столе русского монарха: «…„Новое время“ столь же (хотя не более, увы!) возмутительна, хотя в другом отношении: с одной стороны, виляние вправо и влево, а с другой — травля национальностей нерусских, населяющих Россию: излюбленными объектами лганья и подлых нападок являются, конечно, „жиды“, финляндцы и поляки… Как „Русские ведомости“ не стесняются правдой, когда нужно доказать превосходство кадетских предвзятых теорий, так „Новое время“ лжет на каждом шагу, когда нужно окатить помоями инородцев…» Российские периодические издания граф И. И. Толстой сравнил с помойными ямами, «…в которых только и делают, что подливают нечисти» 17.
Сам император с оттенком злорадства заметил как-то раз в беседе с великим князем Николаем Михайловичем: «Плохая у Витте печать… Даже „Новое время“ и то поносит и отказывает ему в доверии». Председатель правительства ясно понимал значение свободы слова для устроения гражданского общества. По его мнению, положительные стороны этой свободы значительно перевешивают отрицательные. Несмотря ни на что С. Ю. Витте не спустил флага и на все предложения Министерства внутренних дел усилить меры административного воздействия на печать неизменно отвечал отказом. Им была основана правительственная газета под названием «Русское государство», фактическим редактором которой стал бывший чиновник Министерства финансов А. Н. Гурьев. Ей была поставлена задача — «проводить мысли правительства» и опровергать всевозможные выдумки, «которыми кишели все газеты».
После 17 октября депутации из разных городов и весей повалили к С. Ю. Витте — первому «конституционному» премьеру. Они представляли земства, города, различные общественные организации. Делегаты поздравляли, требовали, жаловались. Премьер провозгласил лозунг единения с благонамеренной частью общества.
Как-то раз на прием к С. Ю. Витте явилась депутация екатеринодарских обывателей, состоявшая из людей левонастроенных. После беседы с премьером они с недоумением и не без насмешки поведали журналисту Л. Львову (Клячко), что С. Ю. Витте принял их за «истинно русских» и на протяжении всей беседы развивал ту глубокую мысль, что «…во всем жиды виноваты». Л. Львов беседу с делегацией записал, депутаты расписались в том, что все изложенное на бумаге безусловно верно. Затем подписи были засвидетельствованы у нотариуса. После этого текст беседы был напечатан в газете «Новая жизнь». На другой день по распоряжению премьера все петербургские газеты поместили опровержение. На это Львов опубликовал заявление, что все сказанное в его газете о беседе премьера с делегацией полностью верно, а опровержение Витте есть ложь, и предложил ему через суд восстановить свое доброе имя.
Суда, естественно, не последовало. «Что характерно для Витте, — вспоминал Л. Львов, — эта история не испортила наших отношений, и когда я, спустя несколько месяцев, встретил его в кулуарах реформированного Государственного совета и мы с ним разговорились, он ни одним словом не обмолвился на эту тему» 18.
Деятели либерального «Союза союзов», среди которых были Л. Ф. Пантелеев и Ф. И. Родичев, в ночь на 19 октября нанесли визит премьеру единственно для того, чтобы предложить немедленное осуществление политической амнистии. С. Ю. Витте и тогда, и после был вполне доступен. Он принял делегацию у себя дома на Каменноостровском проспекте около 12 часов ночи. Выйдя к присутствующим прямо в халате и не дав им изложить цель своего визита, премьер пустился в разговор на тему, более всего его волновавшую, — об общем положении, «…а больше всего о разнузданности и анархии, которые царят в Петербурге». Визитерам он, отчеканивая каждое слово, сказал: «Могу вас уверить, господа, что… государь разрешил вопрос о форме правления для себя и для народа бесповоротно. Отныне самодержавия в России нет и больше не будет» 19. Л. Ф. Пантелеев прервал поток словоизвержения С. Ю. Витте, напомнив ему, что они пришли к нему с конкретным предложением о всеобщей и полной амнистии. По поводу амнистии С. Ю. Витте почему-то не сказал ничего определенного, хотя все уже было фактически решено.
Совещание о даровании политической амнистии состоялось уже вечером 17 октября у петербургского генерал-губернатора Д. Ф. Трепова. Среди участников, помимо чинов Министерства внутренних дел, были И. Г. Щегловитов от Министерства юстиции, министр земледелия А. С. Ермолов и министр финансов В. Н. Коковцов, участвовавший в нем по личному повелению императора. О том, что происходило на совещании, известно в пересказе В. Н. Коковцова.
Проект указа об амнистии был наспех составлен в Министерстве юстиции и не понравился председателю Комитета министров своей трафаретностью. Следовало бы, по мнению С. Ю. Витте, дать понять всем тем, кто подвергался преследованию по политическим мотивам, что старой России более нет, а есть новая. Эта новая Россия — В. Н. Коковцову запомнились слова С. Ю. Витте — «…приобщает к новой жизни и зовет всех строить новую, светлую жизнь» 20.
В совещании на квартире у Д. Ф. Трепова разгорелись дебаты о том, насколько та широкая амнистия, которую предлагал председатель Комитета министров, соответствует переживаемому моменту. Большая часть участников опасалась, что выпущенные из тюрем политические преступники тотчас же примкнут к революционному движению, и призывала к осторожности. Когда к мнению благоразумного большинства присоединился В. Н. Коковцов, С. Ю. Витте не сдержался: «Придавая своему голосу совершенно искусственную сдержанность, он положительно выходил из себя, тяжело дышал, как-то мучительно хрипел, стучал кулаком по столу, подыскивал наиболее язвительные выражения, чтобы уколоть меня, и, наконец, бросил мне прямо в лицо такую фразу, которая ясно сохранилась в моей памяти: „С такими идеями, которые проповедует господин министр финансов, можно управлять разве что зулусами, и я предложу Его Величеству остановить его выбор на нем для замещения должности председателя Совета министров, а если этот крест выпадет на мою долю, то попрошу Государя избавить меня от сотрудничества подобных деятелей“» 21.