Витязь на распутье
Шрифт:
– Погоди-погоди, – заторопился он. – Мало ли что сказывал. То сгоряча, в сердцах, а ежели хотишь, то все можно и переменить. Любо, кумушка, – сиди, а нелюбо – поди. Я ж свое словцо про выбор памятаю, потому воля у тебя.
– Так это что ж, сызнова выбирать? – капризно надув губки, иронично протянула Ксения. – Нет уж, царь-батюшка. Чем долго барахтаться, так уж скорее ко дну. К тому ж невеяный хлеб не голод, а посконная рубаха не нагота. Князь Мак-Альпин и ликом пригож, и статью хорош, и вой удалой, и воевода лихой. А что про волю сказываешь, за то благодарствую. Токмо воля и добрую жену портит… – И она протянула
Дмитрий было дернулся, чтобы перехватить его, но, сообразив, что это уже будет чересчур, тут же устыдился и, не зная, что предпринять, вновь растерянно оглянулся на Басманова, но Петр Федорович упредил его. Неловко кашлянув в кулак, он смущенно заявил:
– Мне бы во двор отлучиться, государь, а то чтой-то не того. Дозволь, а? – И даже выразительно прижал руку к животу.
Дмитрий понуро кивнул.
– Так как же ты обители-то перепутал, государь? – подал голос всеми забытый Федор.
Господи, и этого простака – на трон?! Нет уж, пока «ледокол» не сделает все, что я для него запланировал, об этом и речи быть не может!
– Или ты и впрямь?.. – Только теперь изменившееся лицо Годунова засвидетельствовало, что до царевича начинает доходить, что никакой ошибки Дмитрий не совершал.
«Ну наконец-то, – вздохнул я. – А то можно подумать, что наш престолоблюститель совсем уж…»
Но додумать не успел, поскольку сразу же догадался о своей оплошности – Федор просто не хотел верить, что, оказывается, цари тоже могут лгать, причем самым нахальным образом.
– Как же так, государь? – растерянно произнес Годунов и вопросительно уставился на Дмитрия, очевидно рассчитывая, что тот все-таки сможет пояснить и недоразумение будет устранено.
– Как?! – завопил внезапно очнувшийся от столбняка Дмитрий. – А вот так! Хотел-то, чтоб как лучшее, чтоб королевич согласье дал! Я ить о Руси радел, земель жаждал державе поприбавить, вот и… – И он, горестно махнув рукой, тоже направился к выходу.
Скажите, пожалуйста, «о Руси»… Вот брехло! Даже тут без вранья не обошелся. Ты еще царя из сказки Филатова процитируй:
Ночью встану у окна И стою всю ночь без сна — Все волнуюсь об Расее, Как там, бедная, она? [95]Так я тебе и поверил. А вот побег ты задумал несвоевременно, потому что не выполнил до конца все, что обещал, а посему…
– Государь! – рявкнул я столь грозно, что он не просто резко притормозил, но встал как вкопанный и обернулся, удивленно, но в то же время и чуть испуганно глядя на меня.
Вообще-то насчет испуга правильно, парень. Рожу бы я тебе начистил с превеликим удовольствием, а еще лучше, перегнув через колено, всыпал бы розог эдак десятка два. Может, это не так больно, но зато куда обиднее. Увы, нельзя! Поэтому я смягчил голос и вкрадчиво произнес:
95
Леонид Филатов. «Сказ про Федота-стрельца, удалого молодца».
– А благословить выбор царевны? Зря я, что ли, ездил? –
Он вытаращил на меня глаза, но добили его не мои слова, а… Самоха. Восприняв мою речь за команду, он сразу же сунул ему чуть ли не под нос явленную икону Толгской богоматери.
Отпрянув от нее как ошпаренный – можно подумать, там была изображена не богородица с младенцем, а нечто… гм-гм, противоположное, Дмитрий яростно выпалил:
– Ты лучше поведай, яко тебе удалось поспеть?!
Я закатил глаза к потолку и благоговейно произнес:
– Только с божьей помощью. Если б не всевышний…
Дубец сумел сдержаться, но Самоха, не выдержав, прыснул, правда, сразу же деликатно отвернул лицо, отчего икона в его руках угрожающе пошатнулась, дав крен в сторону взбешенного государя.
– Всевышний, – прошипел Дмитрий. – Да ты самому сатане в дядьки годишься.
– Ну что ж, и в аду хорошо заступничество. Хоть кочергой вместо вил подсадят, а все легче, – невозмутимо заявил я и заметил: – Вот только сейчас речь не о моих племянниках, так что давай оставим их на время и перейдем к благословению.
– Токмо вслед за моим разрешением на свадебку, – отчеканил Дмитрий. – Его же дам лишь опосля Эстляндии, да и то ежели вернешься, повоевав все, что я тебе сказывал. Да чтоб непременно в эту зиму, понял ли? – А в заключение выпалил: – Женить бы тебя не на красной девице, а на рябиновой вице [96] .
И, зло усмехнувшись – ну как же, все-таки сунул свою поганенькую ложку дегтя в мой бочонок меда, – удалился.
Кажется, я выиграл в очередной раз, вот только эта победа отчего-то сильно смахивает на пиррову. Даже странно, с чего бы это?
96
Вица – ветка.
Но тут дверь скрипнула и вошла моя ключница. Внимательно посмотрев на царевну, она перевела взгляд на меня и недоуменно спросила:
– Нешто когда человек столь счастлив, его лечить надобно? Дак у меня от блаженства и травок нетути.
Я повернулся к Ксении. Откинувшись на высокий деревянный подголовник, она улыбалась, а ее пальчики, которые невесть как вновь оказались в моей руке, легонечко гладили мою шершавую ладонь. Правда, из закрытых глаз время от времени просачивались сквозь густые ресницы маленькие слезинки, но и они, скорее всего, от избытка счастья.
Нет, все-таки я ошибся. Даже если это и пиррова победа, то от этого она не перестает быть победой. Правда, не окончательной, но ничего, дай только срок, дай срок, ибо еще не вечер…
Глава 22
Не мытьем, так катаньем
В одном Дмитрий оказался прав. Не будет у нас приращения землицы к русской державе – воеводы-то для похода остались, никуда не делись, а вот король…
Увы, но Густав в тот же день отказался и подписывать шведскому королю Карлу IX свое гневное письмо с требованиями поделиться землями, и идти на Эстляндию, причем в весьма категоричной форме.