Витязь на распутье

Елманов Валерий Иванович

Лишь тут он оставил меня в покое, но заявил, чтоб я поспешал, ибо он будет ждать меня на пристани, дабы лично благословить в путь-дорогу.

Пока ехали, я инструктировал Дубца, каким путем ему надлежит привести к берегу реки Костромы два с половиной десятка гвардейцев и полсотни коней, чтобы их никто не заметил.

Дмитрий действительно дожидался меня на пристани. Что ж, раз он не счел нужным столь же тщательно контролировать меня и дальше, значит, поверил, что я ему поверил. Ну-ну, поглядим еще, кто кого надует.

Перед самой отправкой государь

решил еще разок меня вдохновить, наверное, опасаясь, что я на полпути велю повернуть обратно. Мол, господь ему сказывал, что в награду за послушание он обещает одарить князя своим благословением и сделает так, что выбор царевны падет именно на него. Я изобразил на лице радостную улыбку и полез в струг, бодро крикнув, чтоб отчаливали.

– И куда тут плыть-то? – растерянно спросил Одинец, глядя на тяжелую воду.

– Туда, – коротко пояснил я, указывая в сторону Ярославля.

– А ежели посуху да конно, не быстрее? – усомнился еще кто-то за моей спиной.

Я усмехнулся и ничего не ответил. Да и нечего мне было сказать, поскольку я и сам прекрасно понимал, что посуху получится конечно же быстрее. Именно потому Дмитрий и указал мне добираться водой. При этом он сослался на обилие рек, впадающих в Волгу, переправиться через которые в такую пору будет затруднительно, но я-то знал истинную причину его выбора. Правда, перечить не стал – пока молчу, его рекомендация остается не более чем советом, а стоит мне вякнуть, и она сразу же превратится в приказ. Нет уж, лучше ничего не говорить, но делать по-своему.

На коней, подогнанных Дубцом к реке Костроме, я пересел на другом берегу. Дорога до Толгского монастыря затянулась. Во-первых, много времени занял перевоз лошадей через реку Кострому – пришлось гонять струг несколько раз. Во-вторых, Дмитрий отчасти оказался прав насчет водных преград, которых на нашем пути встретилось не много, но всякий раз приходилось лихорадочно метаться, отыскивая относительно приемлемое место для переправы. К тому же кони. Это я был заряжен на ближайшие сутки без отдыха, а им-то как пояснишь, что надо потерпеть? Заводные имелись, но уж больно далекий путь – сотня верст галопом не шутка.

Одним словом, в Толгскую обитель мы подоспели уже к закату. Там поначалу стали упираться, но тут уж я был тверд и непоколебим.

– Повеление государя не исполнять?! – гаркнул я на старика-настоятеля, и тот испуганно отшатнулся от иконы, которую до этого закрывал грудью, и, беспомощно свесив руки, заплакал.

– Ей-богу, совсем ненадолго, – смягчившись, в очередной раз повторил я и заверил: – Не сомневайся, отче, сам, своими руками внесу в ваш храм.

Я даже пошел на то, чтобы разрешить им исполнить какой-то тропарь [93] , дабы мне в пути подсобил святитель Прохор.

93

Краткое песнопение, рассказывающее о каком-либо событии в жизни святого.

К

моему превеликому облегчению, пели они не очень долго, так что спустя минут десять, а может, и того меньше, тщательно укутанная в десяток холстин небольшая икона – размером эдак сантиметров шестьдесят на пятьдесят – оказалась в моих руках. Теперь пора и в обратный путь, тем более что солнечный диск уже полностью скрылся за горизонтом, и лишь кроваво-красное зарево за нашими спинами выдавало то место, куда он провалился.

Мы отъезжали, а вдогон нам неслось: «…В час грозный оный смертный наипаче яви нам твое многомощное заступление, ускори тогда на помощь к нам, безпомощным…»

Но я не обращал внимания на заунывный плач. Мне тоже предстояло ускориться, ибо на помощь с небес рассчитывать не приходилось и оставалось надеяться лишь на себя самого…

Невзирая на то что была ночь, времени на дорогу до Костромы я затратил куда меньше, чем на путь до Толгского монастыря. Для подсветки у нас имелись факелы, а кроме того, примерно через каждые двадцать верст меня и ратников ждала смена гвардейцев, расставленных мною еще на пути в монастырь, со свежими лошадьми, которые успели передохнуть. Я мигом пересаживался, оставляя своих спутников, нуждающихся в передышке, и с новой пятеркой летел дальше.

Совсем без происшествий не обошлось: все-таки подсветка хороша лишь для направления движения, чтобы не сбиться с маршрута, а вот что касается ямок, колдобин и ухабов, то разглядеть их практически невозможно. Те, что покрупнее, к примеру, овраги – тут да, можно тормознуть, если не лететь во весь опор, а вот мелкие… Словом, семь коней за время скачки все-таки угодили в них, а вот гвардейцев, как говорится, бог миловал – хоть пара человек и вылетела из седел на полном скаку, но отделались они ссадинами и ушибами. Да и мне везло – лошади подо мной ни разу не споткнулись.

Броды были уже известны, к тому же возле каждого горел костер, разожженный оставленными мною подле переправы гвардейцами, так что золотые купола Успенского собора Ипатьевской обители показались впереди, когда было уже утро.

Прикинув по невысоко поднявшемуся над горизонтом солнцу, что сейчас где-то около восьми часов, никак не больше, я удовлетворенно кивнул сам себе – доскакали почти как и планировал изначально, опоздав разве что на пару-тройку часов, но все равно в пределах допустимого. Оставался лишь последний участок – Кострома-река. Лишь бы Дубец все выполнил как надо, и тогда будет полный порядок.

Подскакав поближе, я заметил, как сидящие на веслах приветственно машут нам руками, а сам Дубец, стоя на носу струга, вздымает высоко вверх здоровенный сверток.

Так-так, значит, и здесь ажур. Что ж, можно и капельку передохнуть. Недолго, ровно столько, сколько будем плыть к городской пристани, но все-таки.

Брякнувшись на заботливо устланную какими-то покрывалами палубу, я с наслаждением вытянул ноги, задрав их на американский манер повыше. Странно, вроде не бегал, а скакал, так чего ж они так гудят-то?