Витязь специального назначения

Каменский Юрий

— Что про него рассказывать? Я его видела-то всего пару разов. Кнез, он и есть кнез.

— Кнез, солнышко, кнезу рознь. При одном крестьянина как липку обдирают, а при другом разумно остригают, чтобы новую шерсть отрастить успел.

Милёна рассмеялась, потом задумалась.

— Да нет, зря грешить не буду. Стрижет, как ты говоришь, разумно. На суде, говорят, зря не злобствует, хотя, конечно, судит по-кнезски, не по-нашему. Вот только…

— Что?

— Это вроде как нутром чуешь. Ты не баба, не поймёшь.

— Не мудри, любушка, я давно на свете живу.

— Ну… вроде красивый он мужик, видный, а только в постель с ним лечь не хочется.

В глазах что-то такое таится, что лучше со змеёй рядом быть или в омут головой. Понимаешь ли?

— Понял, лапочка моя, ещё как понял. Чтобы я без тебя делал, солнце моё. Пойду-ка я, надо ножны к новому мечу заказать, да с Барсом пошепчусь. Мнится мне, убогому, что кнезюшка нашими руками хочет жар под себя загрести. А зачем нам в чужом пиру похмелье?

Милёна одобрительно кивнула, — это её сметливому крестьянскому уму как раз было понятно. Он шагал по улице, здороваясь со встречными, улыбнулся, увидев, как два соперника лет пяти, сопя, тузят друг друга. Подскочившая к ним белобрысая девчонка, возрастом разве чуть постарше их, быстро навела порядок, разогнав поединщиков хворостиной. Управившись с драчунами, она этой же веткой погнала своих гусей к речушке.

Протарахтела телега с пилами и топорами, мужики шедшие рядом отправлялись на заготовку леса, пропылили дроги, нагруженные плугом, — это спешили поднять пашню под новые посевы. Бабы с ребятнёй пластаются по хозяйству, где скотина приносила приплод, да в огородах, где пришла пора ложить огуречные гряды и перекапывать землицу. Все были при деле.

Андрей снимал полдома у пожилой вдовы, уплатив ей вперёд за стол и стирку.

— О, Борисыч! — обрадовался он, — а я уж думал, что «купца» [33] в одиночку пить придётся.

33

«Купец» или «купеческий чай» — когда чай заварен крепко, но не до такой степени, чтобы связывать во рту. В ходу у сотрудников милиции, моряков, МЧС-ников и прочего народа, чья профессия связана с большими нервными нагрузками и постоянным недосыпанием.

— За компанию, говорят, жид удавился. Наливай, а то уйду.

Оба любили попить чаю в обществе друг друга, это с годами стало своего рода ритуалом. Андрей остро глянул на друга.

— Что, мысли гложут?

— Гложут, проницательный ты наш. А мне тоже можно своей проницательностью блеснуть?

— Валяй.

— И тебя гложут. На тему, — а оно нам надо?

— Блеснул, чего уж там. Почти дословно. И наши действия?

— А всё просто. Действуем, но с учётом наших интересов в данной исторической плоскости. А все эти ребята из дворцов, если что, пусть покурят. Они нам не сваты, не братья и не сексуальные партнёры. Мы экзистенциалисты или уже где?

— А как насчёт завета Петра?

— Какого? Апостола? Что-то я у него заветов не припоминаю.

— Нет. Императора Российского.

— А…»… брать деньги и не служить стыдно»?

— Да.

— Не знаю, как это увязать. Но мы приучены сначала служить России, а уже потом — конкретному правителю. Раз моя совесть молчит, значит, я правильно думаю.

— Тем более, что у правителей есть дурная привычка, — часто меняться на троне.

Мимо окошка проехали верхами стражники, Оладья что то выговаривал молодому рекруту, сердито поглаживая седой ус. Строгий старшой, безбожно гоняя молодняк, не раз прикладывался тяжёлой дланью к

неслухам. Но, что характерно, только за дело. Добрые воины выходили после его выучки, не зря хлеб свой ел. Почитай, что за одну зиму крепкую дружину сколотил, из своих же, леоновских. Он же и для себя теперь старается, прижился в деревне. Стукнула щеколда, открылась входная дверь и вошли Клим с Соловьём, который, несмотря на раннее время, уже изволил быть слегка «подшофе».

— Здорово, мужики.

— Привет.

Они обменялись крепкими рукопожатиями. Оба, усевшись за стол, переглядывались, словно собираясь что-то сказать и не решаясь.

— Ну, не томите, парни. Я же вижу, что сказать что-то хотите. Вперёд.

— Борисыч, я, конечно, с вами во дворцах этих не был, но я тут с Толстым посоветовался…

— Мужики, — перебил Ваську Клим, — сдаётся мне, что все эти князья вас…

— Нас, — внушительно поправил его Барс, рукой обведя всю честную компанию.

— Ну, нас, — поправился Толстый, — в общем, использовать нас хотят, как презерватив.

— О! — восхитился Барс и протянул Акеле открытую ладонь, по которой тот с удовольствием хлопнул, — пять баллов.

— Вот это я понимаю, — поддержал Акела, — здоровая крестьянская сметка. Мужики в корень зрят. И не родился ещё тот кнез, который эту милую парочку постричь сумеет. Что скажете, господин капитан третьего ранга?

— Негоже русским офицерам на все эти их феодальные разводки вестись. Так ведь и за лохов принять могут…

На другой день, хорошенько всё обдумав, друзья вновь собрались на военный совет. Акела, отправив свою половинку посплетничать к Савельевне, вкратце обозначил «повестку» их сборища.

— Что-то, сдаётся мне, братцы, что мы окончательно запутались промеж всех этих кнезов, гномов, эльфов и прочей публики. Всем мы нужны, каждый преследует какую-то цель, а мы только лихорадочно успеваем уворачиваться от тех шишек, которые в нас летят, практически никаких целей не преследуя. Ведут нас все, как бычков на верёвочке. Не пора ли определиться с приоритетами, целями и заодно с мировоззрением? В прежнем мире мы всё знали. Знали, на чьей стороне, если что, воевать будем. А тут плутаем в трёх соснах.

— Я своё мнение уже вчера высказал. Я не против служить даже и Великому Кнезу, но при этом точно должен знать — за что я служу и, на всякий случай, чего и от кого ждать.

Толстый поскрёб затылок и вздохнул.

— Я, конечно, мужик простой, деревенский. Тем более, с этим кнезом я не общался и не знаю, — что он от нас хочет? Но, по-моему, вы дело говорите. Прежде чем голову куда-то совать, надо подумать хорошенько. Только у меня лично такое впечатление, что главный враг здесь — это «синие». И Фея о том же самом мне говорила. По-моему, в первую голову надо с ними разобраться. И Прабабка, помнится, тебе то же самое присоветовала. Про Орден Тернового Венца, я имею в виду.

— Василий Викторович, твоё мнение?

— Да я что могу сказать? Я, кроме деревни да стойбища охотников, здесь и не видел ничего. Куда вы, туда и я.

Да, уж кого-кого, а Славика в своих целях использовать — чистой воды утопия. Акела усмехнулся про себя: воды и утопия. Каламбурами стал мыслить, прямо как незабвенный поручик Ржевский. Каламбурчик-с, господа офицеры. В памяти невольно всплыл красавец-усач из «Гусарской баллады». Чем он, спрашивается, так народу приглянулся, что про него такую кучу анекдотов насочиняли? Ну, одиозен слегка, так не он один. Тьфу, ты, лезет в голову всякая мура. Он поглядел на друзей.