Витязь специального назначения
Шрифт:
— Да практически всё, — глядя ему прямо в глаза, с улыбкой ответил он, — включая и свою агентурную сеть. Ты, в связи с этой исповедью, ничего нам рассказать не хочешь? Или тебя на ремешки резать начинать прямо здесь? — он перестал улыбаться, говорил тихо, но взгляд его стал по-настоящему страшным. Васька отшатнулся от него, как от клетки с тигром.
— Борисыч, ты что? Соображаешь, что говоришь?
— Короче, Соловей, — сурово уставился на него Клим, — колись лучше сразу, на что тебя развели? Лучше сам сейчас скажи, узнаем что потом, — сам
— Да ты что, морда толстая, белены хапнул? — взвился Васька, — да не родился ещё тот царедворец, который способен старого мента расколоть. Он ко мне и так и этак…
— В итоге, — закончил Барс, — ты расчувствовался и сдал нас вообще за смешные деньги, как небезызвестный Лаврик [35] говаривал.
— Борисыч…, - видно было, что Соловей пытается накрутить в себе злость и обиду, но в глазах было совсем другое — попал!
Барс из-за Васькиной спины жестами показал: «Давай, давай, дожимай его!»
35
Лаврик — кличка одного из главных героев цикла книг Александра Бушкова «Пиранья ».
Взгляд Акелы вдруг стал тяжёлым, ничего не выражающим, голос зазвучал холодно и безразлично: «Василий Викторович, неужели ты всерьёз полагаешь, что для нас тебя по-настоящему в оборот взять. — это какая-то сложность несусветная? Мы, что, на гуманистов похожи? Брось, Вась, ну ты ж не дурак».
Тон вдруг резко изменился, стал тёплым, сочувственным и немного усталым.
— Ты пойми, чудак, нам ведь и не нужно от тебя никакого «да» или «нет». Мы же знаем, понимаешь, точно знаем, что «синие» тебя вербанули, когда ты у Диких чалился.
Акела прошёлся по комнате, потирая рукой подбородок, и вдруг неожиданно улыбнулся.
— Васенька, друг ситный, так ведь мы, в какой-то мере, сами это и подстроили. Пусть теперь Орден думает, что мы «просвечены». А мы Юлию будем через тебя такую роскошную «дезу» гнать! Да он над твоими рапортами слезами будет обливаться от умиления.
Соловей, молча, блестя глазами, переваривал услышанное.
— Ну, и зачем нам тебя пытать? — вступил в разговор Барс, — мы же не садисты по натуре. Разве что ты двойную игру начнешь.
Андрей с мягкой, сочувственной улыбкой посмотрел Ваське в глаза так, что того прошиб пот.
— А самое главное, Соловей, — рубанул Славка, — этот Юлий потом тебя просто уберёт, ты что, сам не понимаешь? Ну, нахрен ты ему сдался? А кто тебя, кроме нас, прикроет? А?
— Это да, — тихо согласился Василий, вперив глаза в пол, — а какую «дезу» ему впарить надо?
— Господи! — всплеснул руками Акела, — это же элементарно, Ватсон. Что мы ни о чём не подозреваем и всё принимаем за чистую монету. И запомни, хитрая Обезьяна, что я не зря Акелой зовусь. А прибавь сюда Василича, который в год Змеи родился. У тебя, бандарлог ты долбанный, никаких ассоциаций
…Утром друзья вышли на простор из городских ворот. Они шли к лесу, окутанному лёгкой зелёной кисеёй молодых листочков, с каждым шагом всё дальше удаляясь от города. Денёк был, в общем-то, довольно пасмурный, солнышко светило сквозь дымку. Но повсюду раздавалось звонкое пение радующихся пришедшей весне птах, лицо ласково обдувал тёплый юго-западный ветер. Тонкие иглы молодой травы пробили прелую подушку прошлогодней листвы, бережно прикрывая серый тлен. И, назло ночным холодам, разбежались-разбрелись по взгоркам первые подснежники.
— Об чём задумались, детинушки? — снова, конечно, неугомонный Соловей.
— Да так, — неопределённо буркнул Акела, — понемногу обо всём: за «Боже мой», за ясень, за хрен за дяди Васин…
— Например, — вставил Клим, — о птичках разных загадочных, которые на сторону постукивают. Мы-то думали, ты Соловей, а ты, оказывается, дятел.
— Блин, Толстый, — взорвался Васька, — ты меня теперь этим до смерти попрекать будешь, что ли?
— До чьей? — невозмутимо спросил Славка. Акела с Барсом весело переглянулись. Клим, как личность, рос просто на глазах, впитывая любую информацию, оказавшуюся в пределах его досягаемости. Незаурядная всё-таки личность этот деревенский парень, такой вроде незатейливый, на первый взгляд.
— Да хоть и до моей, — Соловей старался «держать лицо», но явно уже начинал закипать. Ах, скажите, пожалуйста, ну, прямо оскорблённая невинность!
— Ну, эт-недолго, — широко улыбнулся Славик, — ты же, как только начнёшь бухать, опять какой-нибудь паскуде на цугундер попадёшься. Или, опять же, по пьяни, Юлию своему проболтаешься, что мы тебя в оборот взяли. Тут и каюк тебе.
— Мужики, вы что, правда мне не верите? — Васькин голос звенел от неподдельной обиды.
«И ведь самое забавное, — подумал Акела, — что он совершенно искренен. Только эта уверенность его «здесь и сейчас». А завтра он так же искренне будет считать совершенно иначе. Забавная всё-таки вещь, эта человеческая психика».
— Друг ты наш, Василий Викторович, — проникновенно сказал он, — я лично тебе верю, как мусульманин своему Аллаху. Но! Только когда ты трезвый и рядом со мной. А в иные времена, согласись, сам лукавый не знает — куда тебя заведёт твоя причудливая обезьянья натура?
— Борисыч! — прижав руки к груди, попытался что-то возразить Соловей.
— Погоди, позволь закончить. Я просто хочу сказать, чтобы ты был в курсе, как говорится. В прежнем нашем мире твои «косяки», по сути, нам ничем особенным не грозили. Ну, испорченным настроением, максимум — небольшими разборками с начальством. Так?
— Так, — понуро согласился Васька, уже понимая, куда клонит этот старый волк.
— А в этом мире мы, считай, каждый день под смертью ходим. Тут твои фокусы кому-то из нас могут стоить безвременной встречей с мадам Безносой. Разницу улавливаешь?