Витязь в медвежьей шкуре
Шрифт:
— В соседнем доме… Ваше сиятельство, помилуйте… — пленник попытался упасть на колени, но стражники крепко держали его за руки. — Я никого не убивал… Я же поляк. Мы хотели помешать, но германцев больше. Не справиться…
— Не скули, — один из стражников ткнул пленника кулаком под ребро. — Хоть умри достойно.
— Нет! Не убивайте! Девой Марией клянусь! Наши господа даже перессорились. Вы сами у них спросите. Это все германцы… Они как звери от крови взбесились.
— Разберемся… — я подал знак, и пленника увели к остальным.
— Похоже, не врет… — задумчиво произнес Лис.
— Думаешь?
— Да. Готов его словам поверить. Видишь ли, Степан, я больше года знал ляхов. Не скажу, что они пример доблести и благородства — шельмы еще те, и по отдельности, и все вместе, но все же воины, а не палачи. Запытать пленного до смерти не побрезгуют, и говорить не о чем. Но детей в куски рубить — это вряд ли. Характер не тот. Смахнуть голову-другую саблей под горячую руку — запросто, а хладнокровно издеваться — нет, не смогут.
— Посмотрим…
Я остановился примерно на равном расстоянии от обоих пятистенков и громко крикнул:
— Шевалье Ротенброт! Слышишь меня?!
Несколько минут никто не отвечал. Потом кто-то попытался открыть дверь избы, а еще минутой позже из окна показался арбалет.
Я и моргнуть не успел, как откуда-то из-за спины выскочили два ландскнехта и прикрыли меня щитами. Арбалет поводил жалом из стороны в сторону и исчез.
— Ты кто такой? — поинтересовались из дома.
— Наследник покойного фон Шварцрегена.
— И что тебе надо… наследник?
— Вы разорили мою деревню и убили моих людей.
— Да ладно… Ленивые смерды… Новые придут. Назначь цену. Мы заплатим.
— И во что же вы цените одну жизнь? — мой голос начинал вибрировать, а во рту появился привкус крови.
— По справедливости. Пятак за мужика, три гроша за бабу. Считайте сами. Торговаться не станем.
— А дети?
Из дома долетел веселый гогот.
— Шутишь? Кто же за щенков платит? Да половина из них сдохнет раньше, чем до столешницы дорастет. Ладно… Один талер сверху всей суммы, чтоб не ссориться с новым соседом по пустякам.
— Мы подумаем!
Я повернулся ко второму пятистенку, где должны были находиться шляхтичи.
— Пан Лешек!
— Чего тебе?
— Выйди, поговорить надо.
— Так заперто…
Я подал знак ландскнехтам, что караулили у дверей. Они меня поняли и убрали кол, подпирающий створку.
— Уже не заперто. Выходи.
Глава одиннадцатая
Шляхтич показался на пороге избы почти сразу. С непокрытой головой, без кафтана, в одной рубашке, но подпоясанный саблей. Пан Лешек был смур, лицом темен, но глядел мне в глаза прямо, взглядом не рыскал.
— Говорят, вы не хотели убивать крестьян.
— Правду говорят…
— А что ж не заступились?
— Германцев втрое супротив нашего… Все пьяные, ни о каком рыцарстве никто и не вспомнил бы. Покрошили бы вместе с селянами, — он пожал плечами. — Да и холопы чужие… Чего на рожон зря лезть? Но что не по пути нам, тоже поняли. Сегодня уйти хотели… Вызвать рыцарей на поединок… а потом — уйти.
— На поединок? Зачем?
— Мы не слуги, чтоб приказам подчиняться. Вчера они об этом забыли, а мы — нет. Оскорбление нельзя прощать.
— А почему не сразу ответа потребовали? — поинтересовался Фридрих.
— Мы все перепились, — хмуро ответил шляхтич. — А в пьяной драке чести нет.
— Лешек! — изумился капитан ландскнехтов. — От тебя ли я это слышу?
— Ты не поверишь, Лис, — шляхтич потрогал рукой скулу. — Некоторые умеют делать выводы. Может, поздновато. Но лучше так, чем посмертно.
— Разумно… — Этот рыжеусый шляхтич нравился мне все больше. Наверно потому, что мы с ним свои отношения выяснили еще на пиру в Западной Гати и не затаили злобы. — А как сейчас? Не пропало желание?
Лешек какое-то время непонимающе смотрел на меня, а когда сообразил — ухмыльнулся и отвесил легкий поклон.
— Буду весьма обязан… И мои товарищи тоже. Можете не сомневаться.
— Хорошо. Зови остальных, а мы с Фридрихом спросим, что по этому поводу думает шевалье Ротенброт.
— Я все слышал!
Кто бы сомневался. Иначе зачем бы я подводил пана Лешка так близко к окну.
— Открывайте двери, псы! Мы выходим!
— Зря ты так, — Фридрих сверкнул глазами. — Теперь ты еще и мне должен.
— Я не привык ходить в должниках, наемник! — рыцарь показался на крыльце избы. Молодой парень, лет двадцати пяти, широкоплечий, крепкий, но с очень неприятным лицом. Я не художник и не умею описывать, но о таких типах говорят, что его физиономия сама кулак ищет. — Как только покончим с трусливыми ляхами, подходи. Кроме меча у меня еще и нагайка имеется. Только не скули слишком громко…
— У нас тоже они есть, ты, наглый дойче швайнегунд, — из соседней избы уже выходили поляки. — И чтоб нам всем подохнуть, если не насадим на вертела пару чересчур визгливых хряков.
— Что?
— А ну тихо все! — спасибо родителям, голосом они меня не обделили. — Арбалетчики и лучники! Взять всех на прицел! И если кто из этих господ посмеет без моего разрешения даже бзднуть громко — стрелять на поражение!
— Да как… — немцы никогда не отличались сообразительностью.