Витязь. Замок людоеда
Шрифт:
Я ограничился кивком.
— Тебя вызвал кто-то один?
— Нет, князь. Они даже шлемы не снимают, демонстрируя, что действуют от имени всего ордена.
— Прекрасно… — княжич заговорил громче, обращаясь к крестоносцам. — Согласно рыцарскому кодексу, если это не поединок чести между двумя воинами, то каждая сторона может выставить любое количество бойцов. Сколько посчитает нужным. Верно, рыцари?
Немцы загудели между собой о чем-то вполголоса. Потом «рогоносец» наклонил голову, словно собрался забодать нас. Кивнул, значит.
— Ja. Это есть ферно…
— Тогда я предлагаю изменить условия поединка. Зачем стольким доблестным воинам ждать очереди, если можно сразиться всем и сразу?
— Бугурт? [51] — сообразил тевтонец.
— Да, — подтвердил княжий сын. — Надеюсь, вы не станете возражать, если мы присоединимся к поединку?
— Вы есть друзья?
— Конечно, — ответил Лев Ольгердович и протянул мне руку. — Надеюсь, боярин, ты примешь мою дружбу? Хотя бы на время.
51
Бугурт («бить», нем.) — групповой турнир, в ходе которого два отряда рыцарей сражались друг против друга.
— Сочту за честь…
Странно, но я вспомнил его не после того, как услышал имя, которое мне называла ведунья Мара, а только сейчас, когда наши ладони соприкоснулись. А еще я вспомнил, что на той же ладони, которой я скреплял дружбу, кровь его брата. Пусть и пролитая ненароком. И от этого мне сделалось немного не по себе.
Видимо, эмоции спрятать не удалось, и Лев это почувствовал. Поскольку понимающе похлопал меня по руке и негромко добавил:
— Не тушуйся, витязь. Намнем бока германцам, и, если захочешь, я верну тебе данное слово. Боги простят небольшой обман. Мы же из братины не испили.
Я и без этой оговорки не стал бы возражать, а теперь и вовсе совесть чиста. И все же небольшое уточнение не помешает. Пока Аксель проверяет, не ослабла ли где сбруя.
— Почему ты хочешь вмешаться?
— У меня с германцами свои счеты… — нахмурил брови Лев Ольгердович. — Но у Великого княжества с орденом перемирие. Нельзя крестоносцев трогать. А вот если они сами вызвали на поединок, кто обвинит нас в нарушении договора?
Похоже, хамовники всех достали. Так что Грюнвальдская битва скорее закономерное следствие, чем случайное стечение обстоятельств.
Я посмотрел на крестоносцев. Те довольно сноровисто выстраивались клином. Даже сейчас, когда их было втрое больше, практичные и осторожные немцы не изменяли проверенной тактике.
— Готов, боярин? — княжич знающим взглядом осмотрел мое снаряжение, и похоже, не нашел изъяна.
Я ограничился кивком. К чему лишние слова?
Тевтонцы тоже закончили построение и ждали сигнала.
— С Богом, — подал знак Лев Ольгердович. — Не посрамим!
Пятерка дружинников слаженно двинулись вперед, на добрый десяток шагов забирая вправо от нас, тем самым заставляя крестоносцев делать выбор, куда нацелить острие бронированного клина. На них или на нас с княжичем. Не бог весть какая хитрость, но все же некоторую сумятицу в ряды противника внесло. Клин выстраивается очень плотно. Кони идут стремя в стремя, поэтому любой маневр почти невозможен. Или требует много времени.
По этой причине, или скачущие во главе отряда рыцари решили, что мы с княжичем более опасные противники, но менять направление удара немцы не стали. И глядя на несущуюся на меня громыхающую железную махину, я понял, что чувствовали ратники Александра Невского. И советские пограничники в июне сорок первого…
Злость! Нет… ярость!
Ах вы ж, мать вашу через коромысло! Немчура проклятая! Попрятались за броню и думаете, что бессмертными стали. А мы — навоз? Шиш вам! Накось, выкусите! И со связкой гранат — под гусеницы.
У меня гранат не было, только копье. Но прежде, чем меня сомнет конная лавина, по крайней мере одного фрица на вертел я насажу…
Увы, или к счастью, у княжича Льва на этот счет имелось другое мнение. Увидев, как я благородно намереваюсь встретить тевтонцев грудью в грудь, он воскликнул что-то вроде: «сдурел, парень?!» и протянул руку к крупу лошади. Не знаю, что он ей сделал, но коняга, как ужаленная, взвилась на дыбы, едва не сбросив меня, а потом в три прыжка оказалась на обочине. Вне зоны поражения.
Мгновением позже крестоносцы прогрохотали по дороге мимо, не в состоянии остановиться, поскольку обзор был только у первых двух рядов, а остальные перли вслепую. И пока вся эта масса людей и коней тормозила и разворачивалась, а я глазел на происходящее, как провинциал на лазерное шоу, мои союзники без особых усилий ссадили с седел шестерых замыкающих строй и врубились в мягкое подбрюшье немецкой «свиньи». А если называть вещи своими именами — напали с тылу.
Дальнейший поединок напоминал избиение мастером боевых единоборств зарвавшихся уличных драчунов.
Кнехты и оруженосцы из предпоследней шеренги даже не успели осознать, что за их спинами находятся не боевые товарищи, а враг, как получили свое. Русские витязи удары наносили скупо, точно и так быстро, что я толком и не разглядел, кому куда попало. А лязг от ударов не выбивался из общего шума и топота копыт.
Очередная шестерка тевтонцев повалилась в пыль, оставшиеся без седоков лошади замедлили бег, потеряли строй, и всего какую-то минуту спустя русские достали средний ряд. Состоящий всего лишь из пяти всадников.
К тому времени тевтонцы уже успели понять, что происходит, и отчаянно принялись останавливать и разворачивать лошадей, но на маневр не хватало ни места, ни времени.
Вместо слаженного поворота, кони сбились в кучу, рыцари цеплялись друг за друга оружием, щитами. Не помогло даже то, что они побросали бесполезные в ближнем бою длинные копья и схватились за мечи. Русские воины снесли остатки отряда, словно соломенные чучела. Но и сами уже застряли в этой сутолоке, позволив первой тройке оторваться и проскочить вперед. Метров на десять…