Византийский Двор
Шрифт:
В их квартире появилось кое-что нового из мебели и телевизор на жидких кристаллах. Книжные полки, однако, оставались всё те же: одна на другой, от пола до потолка. И книги – рядками, плотненько, а в верхнем пространстве – горизонтально. Наверное, никто к ним не прикасался с той поры, как не стало их хозяина...
А еще новым был небольшой, на бересте, портрет Тараса Шевченко на одной из полок. Странно – Юрка вроде бы национальными вопросами никогда не интересовался. Стало быть, многое изменилось в Украине за эти годы, – то, чего Влад знать не мог.
За столом – все свои: Юрка, тетя Лена, Сашка, тетя Надя. Старая гвардия двора.
Дамы водку не пьют. Только коньяк, в честь такого события.
– Кто скажет тост?
– Тост? Юрка, давай ты. Нет, лучше пусть тетя Лена. Или Сашка?
Сашка не заставил себя долго упрашивать, ведь уже разлито по рюмкам, выдыхается, градус уходит. Чего тянуть? Итак все понятно. Такой день, такое событие – Влад приехал, из Америки. Старый друган. Почти профессор.
Сашка раздался в плечах и в животе. Стоял с рюмкой в руке и криво улыбался на одну сторону, показывая два верхних золотых зуба. Обвел всех сидящих сияющим взглядом. Наверное, в эту минуту пожалел, что лишен красноречия и словарный запас его небогат. Зато говорил душевно, с теплотой, подогреваемый еще и предвкушением хорошего вечера.
Существует теория, что каждые семь лет человеческий организм обновляется едва ли не на молекулярном уровне: «сбросив старую молекулярную кожу», человек становится совершенно другим – лицом, походкой, мимикой и т. д. В этой теории определенно есть своя доля истины, во всяком случае, применительно к Сашке.
Теперь, в тридцать девять, он очень был похож лицом на свою маму: в Сашкином лице четко обозначилось лисье выражение тети Нади, с ее хитроватым прищуром глаз, вытянутым носом и узким подбородком. Впрочем, впечатление лисьей хитрости ее натуры было обманчиво, и если в своей жизни тетя Надя в чем и хитрила, так это в попытках обсчитывать своего покойного мужа на деньги из семейного бюджета, которые он пропивал.
Но фигурой, статью, Сашка теперь напоминал своего отца: такой же рослый, плечистый, такой гигант. И свои пшеничные густые волосы зачесывал назад, как когда-то отец.
В Юрке же сразу узнавался татарин: скулы раздались еще больше, в чертах лица проступила азиатская закругленность. Не было у Юрки теперь густой шевелюры, того хайра, которым он когда-то гордился, так артистично потряхивал. Бог весть, сколько времени проводил он тогда у зеркала, какими шампунями пользовался, чтобы придать своим волосам максимальную пышность и отлив. Влад с Сашкой над этой Юркиной слабостью всегда подтрунивали. Теперь же был Юрка совершенно седым, короткие волосы аккуратно зачесаны набок. На его лице и раньше не росло никакой растительности, лишь редкие волоски, оно и теперь оставалось гладким, почти без следов бритья. Но, в отличие от раздавшегося в размерах, нескладного Сашки, Юрка был в отличной форме: все такой же худощавый, подтянутый, словно только что вышел из спортзала. Одет, как всегда, с иголочки.
Он сидел за столом рядом с Владом, тоже держал полную рюмку.
– Все, Владюня, за тебя. И за встречу! – завершил Сашка, подняв свободную руку в театральном жесте над столом, словно ожидая аплодисментов.
Затем у всех сидящих искривились лица, кроме Матвея, который пил пепси-колу и с любопытством наблюдал, как у взрослых смешно выступили слезы на глаза, вытянулись губы дудочкой и сморщились носы. Ни в каком телешоу, никакие клоуны в цирке не могут корчить такие
Застучали вилки и ножи по тарелкам, полилась минералка в бокалы. Грибочки, оливки, селедочка.
– Ма, не спеши ты со своей курицей, еще есть время. Влад же не уходит еще. Он же у нас будет до вечера.
– Владька, как поживают в Америке твои родители? Как жена? Твой сын – такой красавец! Возьми икру из синеньких, это тетя Надя специально приготовила, когда узнала, что ты к нам в гости придешь. Ну что, вкусно?..
Тетя Лена почти не изменилась: такая же энергичная, живая. Ее волосы, когда-то поседевшие в течение недели после ареста Юрки, теперь были окрашены в каштановый цвет. Она нынче – библиотекарь в школе, где почти сорок лет проработала учительницей. Недавно вернулась из Израиля, гостила у подруги.
Тетя Надя – на пенсии. Но в свои семьдесят девять еще держится, только располнела и, кажется, стала по-стариковски сентиментальной.
Уже не было в их глазах ни боли, ни обиды на судьбу. Они принимали Влада как родного. Да он и был им родным.
Расспросы, расспросы, воспоминания.
– Родители мои – в порядке, все у них слава Богу. Папа все эти годы работал водителем на вэне, но недавно ушел. Говорит, что трудно ему стало, годы берут свое. Играет теперь в парке в домино, ходит на рыбалку на озеро. Вспоминает часто дядю Витю, как они с ним на Днепре вместе рыбачили. Мама работала в ателье портнихой, но ее уволили. Сейчас присматривает за одним ребенком и помогает нам по возможности с Матвеем. Кстати, она вам, – Влад посмотрел на обеих женщин. – Передала платья и костюмы, вы же ее знаете. Жена моя – программист в финансовой компании. Матюша растет, – Влад умолк, погладил по голове сидящего рядом сына, который кое-как справился с едой, обильно положенной ему на тарелку тетей Леной, и слушал папин рассказ о жизни их семьи в Чикаго. Рассказ этот в одинаковом изложении звучал уже не раз за последние дни в других домах, где они бывали.
– А ты-то как? Чем занимаешься?
– Мама, ты что, совсем память потеряла? – возмутился Сашка на вопрос своей матери. – Влад же говорил, что работает в библиотеке и защищает диссертацию. Станет академиком, вторым... этим, как его... Капицей. Это же серьезное дело! – с озабоченным лицом Сашка снова взял бутылку коньяка, бросил строгий, внимательный взгляд вдоль всего стола, где стояли уже пустые рюмки.
– Ничего не понимаю. К нам приехал Влад, из Чикаго. Уставший, замученный жизнью в жестоком мире капитала, где человек человеку волк, где люди ради доллара готовы перегрызть друг другу глотки. Ему нужно отдохнуть душой, поверить в людей, бля. Ой, пардон. А мы ему даже рюмку коньяка не можем налить. Хер знает что, пардон еще раз.
– Сашок, хорош гнать пургу. Это у нас здесь, при новом президенте, законы джунглей, хуже, чем в зоне. А там, в Америке, – порядок и нормальные законы, – поправил его Юрка, поднимая свою наполненную рюмку. Он сильно, наморщил лоб (этого за Юркой Влад раньше никогда не замечал), посмотрел перед собой с каким-то страдальческим выражением. Будто какая печаль, какое тяжелое воспоминание надвинулось ему на душу:
– Ладно, погнали.
...Дядя Алеша умер от рака. Врачи поначалу думали, что у него воспаление легких, и полгода лечили его от воспаления. Но потом он начал таять на глазах, стал жаловаться на боли. Сделали биопсию – рак, метастазы уже по всему телу.