Византийский Двор
Шрифт:
Где-то далеко, в посеревшем небе, сверкнули молнии, и через несколько мгновений над городом ударили сильные раскаты. Ветер задул сильнее, закачались голые ветки деревьев, с земли в воздух взметнулись листья.
Запыхавшись, Матвей добежал до каменных стен с деревянными воротами. Стены возле ворот были покрыты фресками святых мужей в черных рясах. Ворота, однако, были закрыты, и вокруг – никого. Ни души.
Досадливо Матвей посмотрел, нельзя ли как-то пробраться внутрь, но монастырские стены были слишком
Котик приблизился к воротам и жалобно замяукал. Потом жестом подозвал Матвея. Подтянув штаны, Матвей подошел к воротам и потянул на себя железное кольцо. О, чудо! – одна створка с веселым скрипом отворилась. Кот юркнул в образовавшуюся щель, за ним – и Матвей.
Здесь, в монастыре, провожатые ему уже были не нужны. В Лавре он знал все. Зря, что ли, мама столько раз читала ему перед сном Киево-Печерский патерик? А с папой вчера спускались в пещеры – в ближние, к Антонию, и дальние, к Феодосию.
Миновав высоченную колокольню, верхушки которой Матвей так и не увидел, сколько ни задирал голову вверх, подошел к небольшой кирпичной арке под крестом.
Кот все это время бежал рядом. Но, оказавшись перед этой аркой, вдруг ощетинился, стал пускать искры из глаз, поднял хвост трубой. Затем обиженно помяукал и, отойдя в сторонку, улегся на земле.
...Темно в пещерах, сыро, страшно. Матвей спускался по ступенькам ниже, ниже. Ни звука, только глухое эхо его робких шагов бежало впереди него в подземных лабиринтах.
Но вот, из глубины круто спускающегося тоннеля стал сочиться слабый свет. Матвей направился туда. Мгла потихоньку рассеивалась, из темноты проступали очертания стен, неровно срезанных в земле лопатой.
– Здравствуй, чадо, – раздался вдруг мужской голос.
– Здравствуйте, – ответил Матвей, входя в келью, где на вырезанной в земле «скамье» сидел старый черноризец.
Голова его была покрыта черной схимой в белых крестах, длинная седая борода достигала старцу едва ли не до пояса.
В стену вверху был вделан железный крюк, на котором висела зажженная лампада. Перед старцем на столе стояла деревянная уточка с чернилами, лежали какие-то заостренные палочки и толстая книга.
– Что привело тебя ко мне? – спросил старец, взяв в свою правую руку большой железный крест, висевший на его груди.
Матвей раскрыл рот, но растерялся, не нашелся сразу с ответом.
– Юрка, Сашка... Горы... – промямлил он.
Старец понимающе закивал головой. Глубоко вздохнул:
– А я-то думал, что ты пришел покаяться. Покаяться в своих грехах, – покряхтывая, старец поднялся и поправил в лампаде фитиль, отчего в пещере стало ярче и блики запрыгали веселей.
Приблизившись, протянул Матвею крест.
– Говори, чадо, – повелел суровый черноризец, когда Матвей поцеловал крест.
Смущенный, стоял Матвей:
–
– Понятно, – отозвался старец, глядя в пол. Его ветхая, порванная во многих местах ряса касалась земли, источая запах истлевшей ткани и пота.
– Еще я не убираю в своей комнате, там вечно все разбросано и раскидано... Очень много смотрю телевизор и играю в компьютерные игры... Еще верчусь и кручусь, когда прислуживаю в алтаре...
– Плохо. Очень плохо.
– Еще... Я подделал мамину подпись в дневнике, где стояла плохая оценка.
– У-у... Какой великий грех – подделывать родительские подписи! – протянул старец, и с таким сокрушением покачал головой, что Матвей едва не сгорел от стыда. – Нужно тебе, чадо, сначала заняться исправлением своего сердца.
...Кто знает, сколько прошло времени, может, минута, а может, и год.
И ходил Матвей по пещерам, встречаясь со всеми лаврскими угодниками. И помогал им носить воду из колодца, и рубил дрова в лесу, и лечил вместе с Агапитом больных, а с Алипием писал иконы и расписывал церковь нашу Успения Пресвятой Богородицы. И прял нитки, чтобы сшивать книги для Нестора, и каждое утро приносил затворнику Исаакию ржаной хлеб. Убирал в трапезной, постился, пек просфоры.
И приходили потом к Матвею князья и бояре, и воины, и жены их, и сестры. И всех их поучал Матвей, как праведно жить, чтобы не делать никому зла, а творить одно только добро.
И вот настал час Матвею уходить. Потому что непорядок в городе. Нужно помочь Юрке и брату Сашке.
В последний день собралась вся братия славного монастыря. Все целовали Матвея и кланялись друг другу до земли.
Покидая лавру, снова пришел он к тому черноризцу-затворнику, в пещеру под землей.
Старец выпил из кувшина сырой воды и отщипнул от ломтя крохотный кусочек хлеба. Долго и тщательно жевал – шевелилась его седая борода и усы вокруг рта.
А Матвей, исправленный сердцем, стоял перед ним, смотрел на грязные, в загрубевшей коже, ноги старца, выглядывавшие из-под ветхой рясы.
– Иди, чадо, за Котом на Бессарабский рынок, – промолвил старец, который был прозорливцем и ему не надо было задавать никакие вопросы, он и так все знал. – Туда сегодня привезли стадо свиней. Ты теперь имеешь над ними полную власть и не позволишь свершиться беззаконию. Никто не отнимет у твоих друзей кафе. Никто не уничтожит наши святые горы! Ступай, чадо, да хранит тебя Иисус Христос, Бог наш, – улыбнувшись, старец потрепал Матвея по кудрявым волосам.
...– Ви-и!!!
Свиньи мчались по городу, с Бессарабского рынка в сторону Голосеева. Они шли то классическим боевым клином, то растягивались в шеренгу.