Византийский Двор
Шрифт:
– Понятно, – ответил Влад, начиная быстро вникать в новую-старую жизнь родного города. – А это что за варварство?
Он кивнул в сторону, где основание одной из гор разрывали гигантские экскаваторы.
– Это? Строят крупный развлекательный комплекс. Вложены очень серьезные бабки.
– Но ведь это же древняя, тысячелетняя гора!
– Ну и что? – искренне удивился свояк. Покосился на Влада и, покачав головой, промолвил: – Послушай моего совета: не порть себе отпуск. Вдыхай дым отечества, утоляй свое ностальгическое томление. Пей, кайфуй. Caper Diem – лови мгновение.
– О`кей... – вздохнув,
ххх
Выдались очень теплые, мягкие дни. Явление для Киева чрезвычайно редкое – такая благодатная теплынь в ноябре. Обычно ноябрь несет холод и сырость, повсюду в небе и на голых ветках каркают вороны и галдят сороки, готовясь к зиме. В парках и скверах клубится дым последних костров от сжигаемых листьев.
Но в этот раз веяло не зимой, а, скорее, концом весны. Будто на дворе – май, и скоро наступит жаркое лето. К тому же весь город был выкрашен каким-то странным, приглушенно-багровым цветом, совсем нехарактерным для ярких, сочных тонов киевской осени.
Синоптики объясняли такое диво приходом с востока циклона: массы теплого воздуха в Киев принесло из Сирийского-Африканского разлома, пролегающего по странам Ближнего Востока и Северной Африки.
Так что, половина одежды, которую в чемодан заботливой рукой положила Галя, оказалась совершенно не нужна.
...Киев, Киев! Град мой!
Старый перевозчик Кий, правивший своим паромом, с правого берега Днепра на левый, и нашествие Батыя, и разрушенные крепостные валы... И чайки, оглашавшие своими нежными писками весь Подол, где стучали молоты украинских кузнецов. И взорванный Цепной мост за отступающими в 41-м солдатами, и немецкие пленные, восстанавливающие разрушенный Крещатик, и советские танки, ревущие моторами на центральных улицах в дни праздников, и старые леса, изрытые балками, и палатки голодающих студентов на Майдане, и распустившиеся вербы на Трухановом острове...
Узнать ли тебя сегодня, Город? Да, да...
Многое, конечно, изменилось за девять лет. Побольше небоскребов, рекламы, блеска. Роскошь в центре – на Крещатике и на Печерске. И почти не изменившаяся серость и печаль на окраинах, в пяти-шести остановках метро от центра.
Безумно красивые молодые женщины. Стройные, ногастые, грудастые. Чернии брови, карии очи... То ли за время отсутствия Влада женщины стали краше, то ли настолько выигрывают в своей внешности по сравнению с безликими американками. Не зря же молодые украинки пользуются таким высоким спросом у мужчин на Западе и в Штатах.
Повсюду лэптопы в руках молодежи, иномарки на проезжей части и на тротуарах, иностранные бутики. Бизнес-стиль, мода, гостиницы, банки. Все это, опять-таки, в центре и поблизости от центра. А чуток поодаль, в былых рабочих районах, – сплошь и рядом следы Совка в период разложения, с разбитыми дорогами, темными подъездами домов, какими-то разгульными компаниями, пьющими на скамейках пиво и водку, бабушками, торгующими в подземных переходах салом и зажигалками…
Ну и натыканные повсюду, как попало, небоскребы, создающие в уютном, холмистом городе впечатление гигантских водонапорных башен.
ххх
Первым делом – в Киево-Могилянскую академию, в альма-матер. Влад взял с собой и Матвея. Пусть сын увидит славную «Могилянку», четыре века назад основанную великими украинскими митрополитами.
Телефонов бывших преподавателей у Влада не было. Он и понятия не имел, кто из них еще работает здесь. Закончил-то он академию, поди, не вчера.
Помимо желания побывать в здании, с которым у него связаны самые светлые воспоминания, Влад имел и профессиональный интерес. С диссертацией-то теперь непонятно что. Нужно что-то решать: либо искать нового научного руководителя, либо примириться с кентуккийским хрычом Дэвидом и оставить тему прежней.
Рассчитывал увидеть здесь кого-либо из преподавателей, тех, кто его помнил. Может, что-то посоветуют, подскажут, порекомендуют. Особенно Влад надеялся увидеть Тамару Владимировну С., доцента кафедры. Когда-то она была руководителем его диплома.
...Они с Матвеем прогулялись по набережной и подошли к огромному зданию, раскинувшемуся от одной улицы до другой. У входа в академию их остановили охранники. Попросили документы, а таковых у Влада при себе не оказалось. Сказал без обиняков, мол, бывший выпускник, приехал из Штатов, хочет походить по знакомым этажам. Заглянуть в аудитории. Посидеть за партой. Если удастся, повидать кого из знакомых ему преподавателей.
Охранники выслушали его правдивый, чуточку сентиментальный ответ. Почему-то сделались очень строгими. Отправили «американца» в служебный офис, где какая-то женщина долго допытывалась, «якого биса ему надо у академии». Дала все же разовый пропуск в виде синей бумажки с печаткой.
Матвей держал отца за руку, смотрел по сторонам. В здании на стенах висели большие портреты, в нишах стояли скульптуры и мраморные бюсты важных мужчин. Все здесь было широко, просторно, внушительней, чем в его начальной школе в Чикаго. Матвей втайне надеялся среди портретов или бюстов увидеть и папин. Внимательно вглядывался в лица, но ни в ком из тех высоколобых мужчин с глобусами и телескопами папу не признал.
Затем они вошли в просторную комнату с загадочным названием – деканат. Там сидел полноватый мужчина в костюме и при галстуке. Говорил тот мужчина на странном языке. Папа тоже перешел на тот непонятный язык. Оба упоминали какие-то имена, кивали головами, то смеялись, то ахали, произносили часто «авжеж» и «щовыкажите». Короче, Матвею было смертельно скучно, и он дождаться не мог, когда же эта мука закончится, и они пойдут в магазин покупать DSI.
Чтобы ускорить дело, он стал просить про себя: «Отчинаш, уведи папу от лукавого. Нам нужно срочно идти в магазин. Аминь».
– Все, сынку, пошли, – Влад положил в карман бумагу с записанными номерами телефонов.
Матвей таинственно улыбнулся. «Молитва действует и в Киеве! Вот это да!»
Глава 10
Собрались днем, около двух часов. Как раз к обеду. В квартире Юрки.
...В гостиной на раздвинутом столе – салаты, маслины, копченая колбаса. А жареная, еще горячая курица ждала своего часа в духовке, и кастрюля с горячей вареной картошкой, присыпанной укропом, тоже стояла в кухне на плите.