Визажистка
Шрифт:
Вера решила, что сейчас ей лучше всего затесаться среди людей, постараться спрятаться в многолюдстве. И потом, не домой же, к Антошке, ей сейчас вести за собой «хвост». Она до сих пор с содроганием вспоминала, каким ледяным, презрительным голосом Марк поинтересовался про сына. Все, что угодно. Нет, только не это!
Как раз из-за угла выкатился трамвай, и Вера быстренько, вместе с другими, нырнула в салон. Но, оглянувшись, она все же успела заметить, как мужская фигура выпрыгнула из темноты и в последний момент успела заскочить в заднюю, уже закрывающуюся дверь.
«Боже, он успел! Он здесь, — обмерла Вера, плюхнувшись на свободное сиденье. — Что делать? Сейчас как шарахнет из пистолета в затылок! Наверняка он вооружен. Ну нет, на ходу он стрелять не будет, потому что не успеет сразу же выскочить. Подождет до остановки, когда дверь откроется. Что же делать? Может, он меня не заметит?»
Вера вынула из пакета газету со статьей Бориса и постаралась закрыться ею со всех сторон.
В этом номере была напечатана какая-то большая, чуть ли не во всю полосу, статья Бориса о проблемах скорого весеннего сева. Он нарочно принес ее Вере, чтобы она убедилась, что он на самом деле человек серьезный и занимается не только одними безделицами типа конкурса красоты.
«Февраль! Достать семян — и думать!» — такой был у его статьи заголовок. При виде безжалостно изуродованной строки стихотворения Пастернака ей стало муторно, как-то противно заныло в животе. И читать статью дальше расхотелось.
Может, преследователь ее все же не заметит? А если даже сейчас ее видит, пусть думает, что Вера сама его не заметила, так потом проще будет что-нибудь придумать. Нужно постараться сделать вид, как будто ничего не происходит. Пока это самое правильное и… самое трудное.
«Февраль! Достать семян…»
«Достать семян…»
Нужно было хоть как-то отвлечься.
«Черт возьми, — подумала Вера, глядя в темное стекло и пытаясь по отражениям узнать своего убийцу. — Наступило время каких-то сплошных огрызков, объедков от того, что мы привыкли называть культурой».
«Февраль, достать семян…»
Похоже на гигантские челюсти, которые с хрустом перемалывают, употребляют все самое вкусное и ценное, что было создано за многие столетия. Диагноз — глобальный авитаминоз духа, нехватка витаминов и минералов, чтобы не угасало сердце. Общество, чтобы выжить и худо-бедно перевалить в двадцать первый век, сделалось судорожным идиотом потребления, неразборчивым и прожорливым.
Хотя осколки античности до сих пор для многих слишком тверды на зуб. Их не получается перемолоть без остатка — мрамор с легкостью не прожуешь, длинные цитаты быстро не переведешь в пустую шутку, в болтовню. И от этого у многих они вызывают нешуточное раздражение и отторжение — слишком далеко, скучно, давно, не у нас… А где? На другой планете, что ли?
Вера посмотрела на свои руки: они дрожали.
Наверное, она впервые в жизни почувствовала в полной мере, что вся ее жизнь, как и жизнь любого другого человека, на самом деле держится на волоске, на этой вот самой минуте, и может оборваться в любую секунду.
Но почему? Спрашивается, за что? Что она такого сделала? Античные люди не задавали себе таких глупых вопросов.
И все же почему, как нарочно, она в тот день забыла в квартире злополучную сумку? Ведь глупость же, случайность! Откуда она могла знать, что за дружбу со Старче когда-нибудь наступит такая жестокая расплата? Неужели и шагу нельзя ступить, чтобы не угодить в какую-нибудь ловушку? Лишь по дорожке до школы на работу и обратно, до детского сада и обратно, к бочке за самым дешевым утренним молоком и обратно можно было ходить спокойно, по заданному нехитрому маршруту. А стоит хоть немного отклониться от него в сторону…
Трамвай остановился, и Вера машинально втянула голову в плечи. Именно сейчас, когда многие пассажиры покидали вагон, у преследователя была оптимальная возможность успеть нажать на спуск, выскочить и навсегда скрыться в непроглядной тьме.
Нет, двери снова со скрипом закрылись, и Вера все же не выдержала, оглянулась. Кто из этих людей сейчас за ней охотится? Тот парень в пижонской, не по погоде, кепке? Толстяк с добродушным на вид лицом?
Она снова закрылась газетой, словно тонкая бумага могла послужить ей броней, и беспомощно заскользила глазами по рекламным объявлениям, задерживаясь взглядом на тех призывах, где рекламировались игрушки.
«Антошка ждет меня дома, — снова вспомнила Вера. — А вдруг я его никогда больше не увижу?»
Газетная полоса была сплошь составлена из разнокалиберных рекламных объявлений, и теперь Вера тупо разглядывала три крупных буквы в рамочке — «ГСМ» и рядом цену этого самого «ГСМ». Подразумевалось, что все знают, о чем идет речь. Но она почему-то не знала. А что такое, к примеру, шпон, кардиганы, интерфейс, щетинистое покрытие, тик матрацный, амтел в ассортименте стоимостью пять восемьдесят три, какая-то дося, пьедестал за восемьдесят? Люди, что все это значит?
«Фирма продает мотопомпу и газонную траву». Неужели даже и траву?
«Наращивание ногтей». Антошка бы точно спросил: «Мама, а кому могут понадобиться лишние ногти?» Он и свои-то собственные терпеть не мог подстригать.
Дальше, столбец за столбцом, следовало перечисление продуктов питания и цен для оптовиков.
…Рис, гречка, горох, пшено, соль, сахар…
Кстати, а куда она едет? Ведь она нарочно не вышла на своей остановке. А вдруг на кольце водитель заставит всех выйти? А в трамвае к тому времени окажется только она, преследователь да пара старушек.
…Водка, портвейн, греческие коньячные напитки «Ника», «Сократис», «Александер»…
Веру даже передернуло: Александр! Точнее, «Александер», с ударением на последнем слоге. Как он вместе с Сократом умудрился затесаться среди мешков с крупой?
Вера вспомнила гадкий вкус дешевого псевдоконьяка, который ей однажды пришлось попробовать, — бр-р-р, хуже гадости и придумать невозможно. Но почему-то именно эти так называемые греческие «коньяки» под разными античными названиями были одним из самых популярных напитков во время учительских застолий. Из-за цены, конечно. И потому, что бутылка и коробка красивые — как настоящие.