Визит очумелой дамы
Шрифт:
– Дважды лауреат?..
– Томочка задумалась.
– Гонкуровскую премию только один раз дают... Знаешь, я больше в русской литературе разбираюсь... Ну подожди минутку, я сейчас к Анюте схожу, в зал зарубежной литературы, она наверняка вспомнит. А вы здесь покараульте, читателей все равно очень мало, если кто-то придет, скажете, чтобы подождали...
– Хорошо-хорошо, - ответила Луша.
Как только дверь за ее подругой закрылась, она вскочила и огляделась по сторонам.
– На полки нельзя...
– пробормотала тетка, - будут доставать
– За портрет!
– подала я голос.
Луша оглядела стены библиотеки и кивнула:
– Хорошая мысль!
На стенах дружными рядами висели выцветшие портреты классиков отечественной литературы - Лев Толстой, из-под насупленных бровей неодобрительно наблюдавший за нашими действиями, благосклонно следивший за нами сквозь пенсне Чехов, решительный Горький, Гоголь, явно удивленный всем происходящим, усталый, равнодушный ко всему Некрасов. Многих других я не знала в лицо.
Луша оглянулась на дверь и подскочила к портрету пожилого лысого дяденьки в круглых очках и с пышными усами.
– Это кто?
– спросила я.
– Пришвин, тундра!
– ответила Луша, не оборачиваясь.
– Очень хороший писатель, кстати. И вообще, не отвлекай меня, лучше следи за дверью, вдруг кто-нибудь войдет.
– Ну и что мне тогда делать? Петь, что ли, "Сердце красавицы"?
– Да ну тебя! Только отвлекаешь!
Луша встала на стул, перевернула портрет Пришвина, засунула конверт с завещанием за край рамы и повесила портрет на прежнее место.
Только она успела вернуться на свое место, открылась дверь и на пороге появилась девочка лет пятнадцати.
– А где Тамара Васильевна?
– удивленно спросила она, увидев незнакомых людей.
– Тамара Васильевна сейчас вернется, - солидно ответила Луша, - она в зале иностранной литературы.
– А-а, - протянула девочка, - ну я подожду. Ждать ей пришлось недолго: буквально через минуту Томочка вернулась, чрезвычайно довольная.
– Записывай, - гордо сообщила она Луше, - французский писатель Ромэн Гари. Он сначала получил премию под собственным именем, а потом - под псевдонимом Ажар.
– Вот жулик!
– возмутилась Луша, записывая в блокнот фамилию предприимчивого француза.
– А, Спиридонова, - Томочка увидела скромно дожидавшуюся ее девочку, - ты пришла!
– Здрасьте, Тамара Васильевна!
– Ну что, прочитала "Евгения Онегина"?
– Прочитала.
– Глаза девочки сделались подозрительно честными.
– Ну и скажи, Спиридонова, какое отчество было у Татьяны Лариной?
– А там про отчество не было!
– Было!
– безжалостно отчеканила Тамара Васильевна.
Не зря она показалась мне похожей на мою первую школьную учительницу! Представляю, как сурово она проверяла бы у детей домашнее задание! А отчество Татьяны Лариной я и сама не помню...
– Отчество Татьяны - Дмитриевна, - сообщила Тамара Васильевна, - отец сестер - Дмитрий Ларин, Пушкин об этом ясно говорит...
– Ну Тамара Васильевна, дайте еще что-нибудь, -
– Ладно, Спиридонова, что с тобой поделаешь.
– Тамара Васильевна направилась к стоявшему в дальнем конце комнаты закрытому на ключ шкафу, по дороге объясняя:
– У нас со Спиридоновой.., да и не только с ней, особые отношения, если можно так выразиться - бартерные. Я ей выдаю популярные детективы из своего, так сказать, особого фонда при том условии, что она прочтет что-нибудь из русской классики... Спиридонова, - Томочка повысила голос, - на этот раз прочитаешь "Мастера и Маргариту"!
– Ой, какая толстая!
– ужаснулась любительница детективов.
– Ну тогда вы мне за нее две книжки дайте...
– Ладно, Спиридонова, что с тобой поделаешь!
– Томочка с тяжелым вздохом открыла свой "спецфонд" и достала с полки две книжки в ярких глянцевых обложках.
– Вот, даю тебе Неспанского "Записки покойника" и Мымрину "Труп моей свекрови".
***
Дома на меня напал жуткий жор. Сама себе удивляясь, я смолотила четыре жареных сосиски, а также полную миску салата из помидоров, запила все это двумя стаканами чая с миндальным пирожным.
– Ты прямо как Варвара, - посмеивалась Луша, глядя, как лихо я управляюсь с едой.
– Сама не знаю, что на меня вдруг нашло, - смутилась я, - наверное, это нервное...
Луша аккуратно нарезала сосиску на мелкие кусочки и предложила ее Кэсси. Та подошла, повертелась вокруг блюдечка, понюхала сосиску и тихонько, деликатно чихнула.
– Может, ей нельзя с перцем?
– испугалась я.
– Киса нежная, вдруг у нее будет расстройство желудка? Нет, Луша, наверное, ей все же нужно покупать специальный кошачий корм...
– Вот сама и покупай, - беззлобно огрызнулась тетка, - а я не могу, а то в трубу вылечу...
Я вспомнила про свою тысячу долларов и согласилась, что должна взять на себя заботы о собственном и кошачьем пропитании.
Только-только мы с Кэсси устроились на диване, обнявшись, как Луша явилась из кухни и пресекла наше блаженное ничегонеделанье.
– Мария, - начала она строго, - ты в состоянии сейчас думать?
– После всего съеденного?
– искренне изумилась я.
– Нет, конечно!
– Очень плохо!
– рассердилась моя неугомонная тетка.
– Но все равно я тебя призываю сосредоточиться.
– На чем?
– На одной мысли, - ответила Луша, - на том, что нам делать дальше. Потому что, если ты в состоянии это осознать, мы зашли в тупик.
– Вот как? Я, можно сказать, рисковала жизнью.., а чего мы добились? Вытащили из сейфа завещание, перепрятали его и теперь будем трястись, что нас обнаружат бандиты, которым это завещание позарез нужно! И ведь ничегошеньки не ясно! Кто такой Караваев, почему он своей любовнице оставил не деньги, а контрольный пакет акций этого самого фонда "Чарити"?