«Включен в операцию». Массовый террор в Прикамье в 1937–1938 гг.
Шрифт:
Территориальные органы НКВД обслуживали партийные учреждения. Они собирали информацию о всякого рода авариях, сбоях в производстве, провалах в снабжении, должностных преступлениях, хозяйственных неурядицах и, что, самое важное, о настроениях населения. Составлялись большие доклады с подробным экономическим анализом состояния дел на крупных предприятиях и краткие справки на ту же тему. Одни из них — самые пухлые — отсылались в наркомат. «Все усилия были направлены к тому, чтобы послать побольше докладных записок, и чтобы эти записки были как можно объемистей», — писал своему следователю Г. М. Файнберг, служивший в 1934–1935 гг. начальником III отделения в экономическом отделе Свердловского УНКВД [176] . Другие справки, более сжатые, направлялись в местные партийные органы [177] .
176
Собственноручные показания арестованного Файнберг Г. М. 1–2 марта 1937 г. // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 8665. Л. 41.
177
Так,
Районные отделы НКВД собирали жалобы и предложения, поступавшие от рядовых коммунистов и беспартийных граждан. Установившийся политический режим был таков, что исключал, или, скажем мягче, всячески затруднял критику местных партийных вождей, а вкупе с ними и больших хозяйственников. Члена ВКП(б), осмелившегося критиковать горком, могли обвинить в дискредитации и заклеймить троцкистом. «Когда в 1935 г. на партсобрании […] тов. Кривоногов критиковал горком ВКП(б), называя политику последнего страусом, я лично вместо развертывания большевистской самокритики сказал, что иногда троцкисты пытаются дискредитировать руководящих партработников», — с двухгодичным опозданием вскрывал свои прошлые политические ошибки начальник Чусовского ГорНКВД Шумков [178] .
178
Протокол XVI Чусовской городской конференции ВКП(б). 4.05.1937 г. // ГОПАПО. Ф. 1241. On. 1. Д. 264. Л. 62.
Для гражданина, в партии не состоявшего, критиковать власти означало подвергнуться риску быть привлеченным к уголовной ответственности за антисоветскую агитацию. Обращение в органы было одним из способов восстановления справедливости — наряду с письмами в центральные органы печати и лично товарищу Сталину, — только более надежным. За них, как правило, не наказывали. И была надежда, что в конце концов товарищи разберутся. Тем самым районные отделения НКВД исполняли важную функцию: они обеспечивали обратную связь между властью и населением, снижая таким образом социальную напряженность.
Ответственные сотрудники НКВД были достаточно профессиональны для того, чтобы различить сфабрикованное дело, на их языке называемое «липой», от действительных событий. Предшественник Дмитриева на посту начальника областного управления НКВД Решетов останавливал оперативные действия, подозрительные по части провокации. «Так, в 1934 г. УНКВД по Свердловской области была ликвидирована разработка „Подрывники“. Следствием по делу было установлено, что на Урале существует к/p троцкистская организация, построенная по принципу цепочки. […] Однако, когда было доложено Решетову о скрытой организации, он заявил, что считает это пустым делом. Дело областного троцкистского центра было замазано», — показывал на допросе один из его ближайших сотрудников Весновский [179] . Он очень осторожно реагировал на инициативы подчиненных, требовавших арестов [180] .
179
Из обзорной справки по архивно-следственному делу № 958346 // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 15357. Т. 2. Л. 39.
180
«На возбуждаемые мною вопросы об арестах внимания не обращали, и санкций на арест не давались. Так было, в частности, по делу быв. директора березниковского химкомбината Грановского, Пойда и дел Адамеско, Питнер, Пучкова и некоторых др.», — критиковал своего прежнего начальника А. П. Моряков // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 15357. Т. 1. С. 72 об.
Впрочем, точно так же поступал и рядовой работник пермского горотдела НКВД Шелыганов, который уже в разгар кулацкой операции выбросил из дела «…выписку одного чл. повстанческой организации…, ибо это было неправдоподобно» [181] .
Опытные сотрудники хорошо знали, что не каждое слово, вырвавшееся у замордованного голодом колхозника, в строку пишется. Сейчас трудно сказать, просто ли они ленились заводить новые дела, искать и обрабатывать свидетелей, вести долгие допросы, собирать справки по сельсоветам или на самом деле не видели ничего крамольного в матерной брани в адрес кремлевских вождей, но до начала массовых операций обвинения в антисоветской агитации рабочих и колхозников встречаются редко. Вовсе не потому, что те молчали либо дружно одобряли меры Советского правительства. Просто на их ворчание не обращали внимания:
181
Протокол № 1 партсобрания ОДТО ГУГБ НКВД. Пермь. 11.04.1938 г. // ГОПАПО. Ф. 78. On. 1. Д. 153. Л. 6.
«Сейчас все так говорят, и если мы будем арестовывать за такие высказывания, тогда мы всех поарестуем» [182] .
Такая снисходительность частично объяснима всеобщим убеждением, бытовавшим в местных органах НКВД, что власти ничего не угрожает («базы контрреволюции нет, мы всех ликвидировали» [183] ), частично же — неспешными ритмами повседневной жизни, присущими малым городам и поселкам: Перми, Молотово, Соликамску, Березникам, Кизелу. О сонной атмосфере в Свердловском управлении НКВД повествует Г. М. Файнберг:
182
Протокол общего закрытого партсобрания парторганизации ВКП(б) при НКВД. 26.08.1937 г. // ГОПАПО. Ф. 732. On. 1. Д. 21. Л. 86.
183
В 1938 г. за такие высказывания в прошлом уже полагалось подвергать себя большевистской самокритике. См.: Протокол № 1 партсобрания ОДТО ГУГБ НКВД. Пермь. 11.04.1938 г. // ГОПАПО. Ф. 78. On. 1. Д. 153. С. 6. В августе 1936 г. сотрудники НКВД свободно говорили о том, что против Советской власти выступают только «…отдельные охвостья троцкистско-зиновьевской банды». Протокол № 1 Общего гарнизонного партийного собрания парторганизации органов НКВД. Пермь. 16.08.1936 г. // ГОПАПО. Ф. 78. On. 1. Д. 29. Л. 5.
«В отделениях годами велись агентурные дела, первые тома которых объедали мыши, а в последние вшивались новые записки. […] Я не ошибусь, если скажу, что примерно такое же положение было и в других оперативных отделах» [184] .
Районные начальники также не отличались особым рвением. Тот же Файнберг признавался, что да, приходилось выпивать с работниками аппарата, но не часто и не со всеми [185] .
Рядовые сотрудники, несмотря на грозные приказы, не спешили отказываться от прежних приятельских или родственных связей, рвать отношения с людьми, попавшими в немилость к власти. И если им приходилось арестовывать старых знакомых, то они старались при этом их не обижать. Давали свидания с родственниками, разрешали передачи, сами подкармливали, то есть делали все, чтобы не испортить отношения ни с ними, ни с родственниками, ни с общими приятелями. На парткоме органов НКВД в Перми в апреле 1937 г. обсуждалось персональное дело Микова, который дружил с Курочкиным, слывшим кадровым троцкистом (из партии исключался и в тюрьме сидел). Ми-ков соглашался — да, было дело: «После исключения из партии я бывал с ним, выпивал», в тюрьме навещал. Арестованному за тот же троцкизм дипломированному врачу Левину давал внеочередные свидания с семьей, приносил из дома фотографии. Явно в них врагов не видел [186] .
184
Собственноручные показания арестованного Файнберг Г. М. 1–2.03.1938 г. // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 8665. Л. 41–42.
185
Протокол допроса тов. Файнберг Г. М. 2.11.1938 г. // ГОПАПО. Ф. 641/1. On. 1. Д. 8665. Л. 108.
186
См.: Протокол заседания парткома ВКП(б) органов НКВД г. Перми от 13.04.1937 г. // ГОПАПО. Ф. 78. On. 1. Д. 72. Л. 44–46.
Подследственных, как правило, прежде не избивали. В декабре 1933 г. сотрудник ОГПУ Половинкин, запустивший в арестованного папье-маше, подвергся жесткому перекрестному допросу, а затем и всеобщему осуждению:
«Своим поведением позорит органы ОГПУ […], дискредитирует себя как коммунист и чекист».
В общем, если еще раз подобный случай повторится, то из партии его следует выгнать [187] , постановило партсобрание.
И вот таких людей — не очень грамотных и не особо дисциплинированных, привыкших к спокойной, размеренной жизни — необходимо было превратить в лютых и безжалостных охотников, готовых по приказу своих командиров пачками арестовывать своих родственников, свойственников, соседей, сослуживцев и просто земляков; всеми способами добиваться от них признаний и со спокойной совестью отправлять на расстрел только потому, что в прежней жизни они были или кулаками, или солдатами Колчака, или красными партизанами, или военнопленными мировой войны.
187
См.: Протокол № 7 общего открытого партийного собрания по партийной чистке при Кизеловском горотделении ОГПУ. 12.12.1933 г. // ГОПАПО. Ф. 61. Оп. 17. Д. 76. Л. 96–97.
Для того чтобы сотрудники НКВД взялись за такую работу, их надо было, говоря языком эпохи, «хорошенько встряхнуть», или, выражаясь точнее — подвергнуть культурному шоку.
Источники культурного шока
Прежде всего — это падение прежних местных вождей, их мгновенное превращение из любимых и обожаемых руководителей в омерзительных врагов народа. Впрочем, будучи неплохо осведомленными о теневой стороне их повседневного быта, ответственные сотрудники НКВД могли и не разделять казенного восхищения их большевистской скромностью, принципиальностью и близостью к рабочему классу. Но когда в апреле-мае 1937 г. фактически все городские «тузы» Перми были арестованы, это не могло не смутить чиновников в мундирах с синими кантами. Следы растерянности можно обнаружить даже в отредактированных и сокращенных протоколах партийных собраний [188] .
188
См.: Протокол общего гарнизонного собрания системы НКВД от 3–4 апреля 1937 г. // ГОПАПО. Ф. 78. On. 1. Д. 72. Л. 27–40.
Внезапно выяснилось, что враг скрывается и в партийной среде. «Практика нашей борьбы со шпионско-диверсионными и троцкистскими элементами за отчетный промежуток характерна тем, что во вскрываемых и ликвидированных к/p формированиях, в значительном большинстве случаев руководящая роль принадлежала врагам с партийным билетом», — докладывал начальник Ворошиловского горотдела А. П. Моряков своему партийному патрону А. М. Павловскому [189] .
189
Докладная записка «О нанесенном оперативном ударе по к/p шпионско-диверсионным и троцкистским элементам за время 1935/36 и 1937 г.». Березники. 22.04.1937 г. // ГОПАПО. Ф. 59. On. 1. Д. 302. Л. 106.