Включите северное сияние
Шрифт:
— Ничего, — сказал Коля. — Опоздаем — в ужин съедим.
— На радиосеанс опоздаем, — пробурчал Ленька. Наташка добавила:
— С мамой... — и тихонечко заскулила.
Мария Карповна думала о своих младших ребятах. У матерей, когда они о ребятах думают, потихоньку и незаметно всякие плохие мысли уступают место хорошим, и становится матерям радостно оттого, что ребята у них здоровые и веселые. Овладевают матерями нежные воспоминания,
С улицы, если тундру можно назвать таким образом, донесся шум двигателя и металлический лязг. Мария Карповна приняла эти звуки за проказы шального электричества в радиоприемнике. Но собаки залаяли. Хоть и усталые были до смерти, но залаяли.
— Нет, — сказала Мария Карповна. — Я от этого радио всяких звуков наслушалась, оно даже соловьем свистать может само по себе, но чтобы лаять, как наши собаки, — такого не может. — Мария Карповна пошла к двери и, когда приоткрыла ее, услышала голос мужа:
— Держись. Ну, ну... Ну, еще малость... Мария Карповна отступила. Степан Васильевич втащил в избу человека в заледеневшей одежде. Мария Карповна прошептала:
— Господи, что с ним? — Потом подбежала, стащила с заледеневшего человека капюшон, заглянула ему под лохматую шапку-ушанку. — Никак Чембарцев?!
Вдвоем они быстро раздели гидролога. Мария Карповна все говорила и всхлипывала:
— Где же ты так, Евгений? Где же тебя угораздило?
— Спирт давай, — приказал Степан Васильевич. Мария Карповна принесла спирт, помогла мужу положить гидролога на печку и принялась командовать:
— Раздевай его — снимай все! Степан Васильевич отмахнулся.
— Спирт давай.
— А я тебе что дала? Растирай, не жалей кожу. — Она унесла полушубок и верхнюю одежду Чембарцева, с которой в тепле потекла вода, за печку, сушить. — Где его угораздило? Лед везде — ледоколами не сломать.
— Может, в скалы ездил к горячим ручьям, — пробурчал с печки Степан Васильевич.
— А ты растирай, разговорами не отвлекайся. — Марию Карповну озарило — она вышла на середину избы, руки подняла в направлении мужа и ахнула: — Это из-за тебя, филин! Ты про эти ручьи слух пустил. Кто сказал, что там в скалах зимой пар идет?
— Ну, я сказал, — спокойно ответил Степан Васильевич.
— Вот и сгубил человека. Без тебя, болтуна, нашли бы — на это ученые есть и геологи.
— И не нашли бы. — Степан Васильевич пыхтел на печи, растирая промерзшее тело гидролога. Он поворачивал его, мял, тискал и растирал снова и снова. — Летом в скалах туман. С самолетов, да и так, вблизи, пар не виден. Зимой совсем не видать — ночь.
— Сам небось не полез, — съязвила сраженная этими аргументами Мария Карповна.
— Как не полез — лазал. Там все осклизлое. Собаки не идут — скатываются. Я было ползком, по-пластунски, а Ленька за мной...
Мария Карповна побледнела.
— Какой Ленька?
— Наш, какой еще. Когда на каникулы приезжал.
— А ты зачем его брал, филин?! Растирай,
— Горит, — ответил Степан Васильевич, слезая с печи. — Жар у него. Лицо обморожено и руки, и колени, и ступни. Его мазью надо. — Степан Васильевич побежал во двор за собачьей целебной мазью.
Мария Карповна повернулась к столу, к простывшим щам и котлетам, посмотрела на прекрасную малосольную селедку, что нежнее семги, и загрустила.
— "Снег", "Снег", я — "Фиалка", — сказало радио. — Если у вас поломка, бросайте вездеход и на лыжах добирайтесь до ближайшей зимовки. Если завтра в течение дня связь с вами не будет установлена, вышлем поисковый отряд.
Мария Карловна представила радистку Раю, которой нынче на Новый год подарила две горностаевые шкурки на воротник к костюму, почувствовала в своем воображении аромат пушистых Раиных волос, заглянула в ее глаза, большие, с веселыми искрами.
Представила в этих глазах слезы и загрустила еще сильнее.
— "Снег", "Снег", я — "Фиалка", — снова сказало радио.
Чембарцев на печи шевельнулся, голову поднял.
— Меня... Меня зовут...
— Тебя, тебя. — Мария Карповна поправила на Чембарцеве одеяло. — А ты лежи спокойно, не ворочайся.
— Передайте на базу... — сказал Чембарцев.
— Передадим, ты лежи...
Степан Васильевич вернулся в избу с банкой в руках.
— Мазь, Мария, это лекарство. Я, спасибо ей, до сих пор с руками, ногами. Мазью промажу, и все. И будь здоров — хоть на выставку. — Степан Васильевич залез на печь — мазать гидролога чудодейственной мазью.
— "Снег", "Снег", я — "Фиалка", — сказало радио страдающим Раиным голосом.
— Как передать-то? — спросила Мария Карповна.
— Что передать?
— Ух, бестолковый, ух, враг! То передать, что Чембарцев у нас. Его все кличут и кличут. Сын прилетел, а он потерялся. Поисковый отряд высылать собираются, а он вот где — в тепле. Как сообщить людям?
Степан Васильевич слез с печи, сполоснул руки и уселся за стол.
— Не положена нам рация.
Мария Карповна придвинула мужу селедку.
— Я тебе сколько раз говорила — добейся. Тебя уважают, вот и добейся.
Степан Васильевич селедку от себя отодвинул, привстал даже.
— А я говорю — не положено! Приемник — пожалуйста, в обязательном порядке, слушай себе на здоровье... Дай тебе рацию, ты каждые пять минут будешь эфир засорять своими ненужными разговорами.
Мария Карповна тоже привстала.
— Это почему мои разговоры ненужные?
— И все! — сказал Степан Васильевич. — И кончено. Передатчик нам не положен: мы не научная станция.