Вкус блаженства
Шрифт:
– Конечно, хочу! – почти прорыдала Джози. – Но я не могу... не могу раздеться сама!
– Вам не придется раздеваться полностью, – успокоил ее Мейн. – Снимите только эту... коросту, а потом можете снова надеть платье.
– Не коросту, а корсет! Вы пьяны!
– Вы тоже, – парировал Мейн, усмехаясь. – Мы оба в этой комнате, залитой светом звезд, довольно пьяны, ну так что из того?
Прежде чем Джози успела что-либо сообразить, Мейн заставил ее подняться на ноги и, ловко повернув спиной к себе, принялся расстегивать пуговицы платья.
Разумеется, всему виной шампанское, подумала Джози. Ее гувернантка, мисс Флекно,
– Боже всемогущий! – прошептал Мейн, когда платье было расстегнуто. – Что это такое, черт возьми? Похоже на крепление в днище корабля или... У меня просто нет слов!
– Это корсет особой конструкции, – пояснила Джози, чувствуя, как кровь бросается ей в лицо. – Такие продают в Париже для дам крупных габаритов. Может, теперь вы будете так любезны снова застегнуть мое платье?
Но он тянул за шнуровку корсета.
– Еще чего! Теперь придется расстегнуть крючки по всей длине, а потом можно начать расшнуровывать этот дурацкий корсет.
– Послушайте, – испуганно закричала Джози, – если вы правда хотите снять с меня корсет, то надо делать это медленно!
– Это еще почему?
– Потому что если вы сделаете это слишком быстро, я могу потерять сознание.
– Черт! – тут же выругался он.
Джози все же не потеряла сознание, несмотря на то что сжатие ее тела прекратилось так стремительно, что она качнулась вперед. К счастью, Мейн помог ей удержаться на ногах, после чего решительно стащил с нее платье. Корсет отправился на пол за платьем и упал с леденящим душу звоном, поскольку к китовому усу были прикреплены особые свинцовые наконечники, не дававшие пластинкам впиваться в кожу.
Покончив с этим подвигом, Мейн неподвижно уставился на то место, куда упал корсет.
– Это сооружение напоминает причудливую куколку, из которой давно выпорхнула бабочка, – саркастически заметил он, поднимая корсет за один из многочисленных шнурков. – Скажите, вам не страшно его носить?
Хоть он и не смотрел на нее, Джози тут же скрестила руки на груди, пытаясь не думать о своей ничем не сдерживаемой плоти.
– Он делал меня тоньше! – пискнула она.
Мейн удивленно взглянул на нее:
– Не понимаю, зачем вам это? – Только тут он наконец оценил ситуацию и извиняющимся тоном произнес: – Вам, наверное, холодно? Наденьте платье.
На мгновение наступило молчание, потом Джози сурово изрекла:
– Я не могу: без корсета платье на меня не налезет.
Это было одним из преимуществ корсета: с ним она могла, хотя и с трудом, носить платья того же размера, что и Имоджин. Мейн с неожиданной злостью отбросил корсет в сторону, потом подошел к нему и пнул его ногой.
– Я найду для вас что-нибудь, – сказал он сквозь сжатые зубы и, прежде чем Джози успела произнести хоть слово, исчез за дверью.
Боже, какое восхитительное ощущение! Восхитительное! Почувствовав себя вольной птицей, Джози раскинула руки. На ней была сорочка из легчайшего батиста, и ей казалось, что она парит в воздухе, а прозрачное одеяние волнами струится вокруг ее ног...
Глава 8
На какое-то время Ипполита сделала меня счастливейшим из людей, и хотя позже ее интерес обратился на другого, я все еще думаю о сладострастных плодах нашей дружбы. Кстати, мы оба были на садовом приеме у графини как раз в том году, когда было модно в огромных количествах поедать омлет.
Итак...
Первого мужа Гризелде преподнес папаша, можно сказать, на блюдечке.
– У меня попросили твоей руки, – просто сказал он.
– Кто? – Она, разумеется, имела в мыслях лорда Когли, с которым танцевала накануне.
– Уиллоуби. – Ее родитель нетерпеливо тряхнул головой. – Приличная семья, дела в отличном состоянии. Едва ли тебе представится что-нибудь лучшее.
– Но... Ах! – Она заплакала.
На этом разговор закончился, и с тех самых пор, как бедный Уиллоуби умер, упав лицом в тарелку с галантином, Гризелда смотрела на мужчин с одной целью – получить при случае свое скромное удовольствие. Случилось это, по правде говоря, только дважды, и ни одна из этих маленьких интрижек не длилась долее одной ночи. Тем не менее Гризелда считала эти два случая разумной интермедией на фоне неизбежных визитов, балов и тому подобных событий, из которых состояла ее жизнь.
Теперь она серьезно обдумывала вопрос о браке, хотя и была устрашающе старой. Почти тридцать три года не шутка, но Гризелда скорее согласилась бы умереть, чем признать этот факт. Да она и не выглядела на тридцать три.
Когда она наконец увидела Дарлингтона, он на другом конце комнаты беседовал с миссис Хотсон и ее дочерью, и Гризелда остановилась в задумчивости.
Миссис Хотсон была известна своим богатством: ее муж успешно вкладывал деньги в создание машин по производству кружев. Кружева были довольно грубы и пригодны только для нижнего белья, однако он заработал на этом много денег. Естественно, Гризелда не стала бы украшать свое нижнее белье такими кружевами – она находила источник гордости в том, что ее нижнее белье выглядело не хуже верхнего платья; и то, что ее нижних сорочек не видит никто, кроме горничной, вовсе не значило, что она могла расслабиться и стать неряхой.
Впрочем, сейчас куда важнее было то, что Дарлингтон оказался весьма красивым джентльменом: его спутанные кудри являли собой прическу, пользовавшуюся успехом у мужчин, начиная с епископа Лондонского и кончая непутевым братцем Мейном.
Кстати, у Мейна волосы вились от природы, как, по-видимому, и у Дарлингтона. Гризелда также отметила, что он высок, поджар и прекрасно одет, хотя, как ей было известно, у него в кармане не имелось ни пенни. Лишь изредка у него водились деньги. Тому могло быть лишь одно объяснение: герцог Бэдрок вряд ли позволил бы своему младшему сыну жить в сточной канаве.
Тем не менее Дарлингтону как воздух была необходима выгодная женитьба – не зря же он пытался заинтересовать собой Летти Хотсон.
Летти стояла рядом с ним приоткрыв рот и внимательно слушала, но даже с другого конца комнаты Гризелда могла видеть отвращение, которое Дарлингтон испытывал к самому себе, – столь явственно оно было написано на его лице.
«Пожалуй, – подумала она, – я окажу ему большую услугу, избавив его от этой компании». Вскоре она уже стояла рядом с миссис Хотсон и расхваливала платье ее дочери. Летти действительно словно купалась в кружевах, окутывавших ее с головы до ног, но и это ей не помогло, и через две минуты Гризелда уже удалялась под руку с Дарлингтоном, отбив его от чрезмерно энергичных атак матери и дочери.