Вкус крови
Шрифт:
– А она?
– Я ее окликнула. Она даже не отозвалась, будто не слышит.
– А одета как?
– Да одета неплохо. Юбочка коротенькая, ножки-то тоненькие, как палочки!
Смотреть больно. Но сверху курточка водоотталкивающая.
«Приодели, сволочи!»
– Ты подходила к ней?
– Нет. – Катя отрицательно покачала головой. – Мне что-то стало не по себе…
– Думаешь, тебя заметили?
– Не знаю… Я ее окликнула, она не ответила. И тут мне что-то послышалось из-за стены – в зоне : отчуждения. Я шмыг
А когда вернулась, ее уже не было.
– То есть ты считаешь, что тебя нарочно отвлекли и тут же ее убрали.
– Бог их знает… Но может, оно и так. Главное, это уже не наша епархия.
Домишко-то этот вне зоны отчуждения.
Ловко, ничего не скажешь! Строение находится вне зоны действия транспортной милиции – это уже не территория железной дороги. И в то же время находится так близко от нее, что городская милиция тоже не часто сюда заглядывает. Нейтральные воды. Здесь можно делать все что угодно. Прятать подростков, краденые товары. И содержать бордель с девочками.
Катя, судя по всему, обдумывала ту же тему.
– Дмитрий Евгеньевич, а помните, как на Ладожской-Товарной мужчина с проломленной головой лежал почти сутки?
Да, было такое. И на памяти Самарина не один раз. Если что-то происходит на границе зоны отчуждения, тут же начинается склока между транспортниками и муниципалами. Ладно еще, если труп. Ему все равно, часом больше пролежать, часом меньше.
Живому хуже. Бывало, спор между транспортной и городской милицией затягивался на сутки. Доходило до того, что в ход шла линейка.
Сейчас речь шла не о трупе. А о том, что некие подонки, находящиеся под «крышей» милиции, а с ними и кое-кто из работников самого отделения, организовали свой собственный приемник-распределитель для подростков. Другими словами, превратили несчастных детей в рабов, которых можно купить, продать, заставить заниматься проституцией.
Территория была выбрана грамотно, ничего не скажешь.
– Молодец, Катюша. – Самарин серьезно смотрел на девушку. – Но есть одно «но». Никому ни слова. Поняла? Ты уже забыла, что видела эту девочку.
Понимаешь? Вообще никогда не слышала такого имени – Вера Ковалева. Ты искала Аникину, нашла. И больше не видела никого и ничего. Запомнила?
Катя кивнула, а потом не удержалась:
– Дмитрий Евгеньевич, а что будет…
– Катя, ты же обо всем забыла!
Глава VI
РУБИНОВАЯ КАПЛЯ
Возвращение Бастинды вызвало шквал, но лишь на час. Вокзальных обитателей трудно удивить. И все же, когда Бастинда в своем сером в елочку пальто впервые появилась у входа на станцию метро «Ладожская», Ленька Косой, который вышел сюда в . поисках пивных бутылок, перепугался до смерти.
– Вот примерещится же… Покойники
– Какая я тебе, твою мать, покойница! – рассердилась Бастинда.
– Тебя же этот, маньяк, грохнул. И платок твой забрал.
– Платок сам собой потерялся, говорят тебе!
– Вишь, следак идет из прокуратуры.
– А чего мне его бояться! Я ничего такого не совершала! – И она гордо подбоченилась.
Дмитрий смутно узнал Пучкину. «Та самая, которую пристукнули вместе с негритенком, – понял он. – Как все просто объяснилось. Вот тебе и маньяк».
– Гражданка Пучкина! – Он подошел к Бастинде. Та скорчила подозрительную физиономию. Бастинда рвалась в бой. С того времени как некий наглец прямо в электричке отобрал у нее средство дохода, она уже изрядно поиздержалась, и теперь ею владело боевое настроение.
– Ну, допустим, я Пучкина. И дальше что?
– Отойдем в сторону.
– Эх, следак, была б я помоложе… – мечтательно заметила Бастинда.
– Я интересуюсь одним мальчиком. Негритенком, – сказал Самарин.
Бастинда, ни слова не говоря, рванулась прочь. Она была готова разговаривать на разные темы, но только не на эту.
– Пучкина! – Дмитрий бросился вслед. – Погодите.
Бастинда решительно уходила, расталкивая толпу.
– Пива выпьем, – вырвалось у Самарина. Бастинда остановилась. Над таким предложением следовало подумать.
– Две бутылки «Мартовского», – заявила она, повернувшись. – Погоди, пожалуй, три.
– Базара нет, – кивнул Самарин. – Давайте присядем вон туда на ящики.
Бастинда ловко открыла первую из приобретен ных бутылок об угол ларька.
– Ну давай, спрашивай. Хотя я толком ничего не знаю. И куда его этот хмырь увел, тоже представления не имею.
– Меня больше интересует, как вы его добыли.
– А-а, – махнула рукой Бастинда, – он же в «Елах» у Завена стоял. Его туда этот привел, ну начальник детской комнаты, или как они называются.
– Это вам сам мальчик рассказал? Бомжиха кивнула, сделала большой глоток примерно на треть бутылки и продолжала:
– Ну как он рассказывал… Он-то сначала по-русски ни в зуб ногой, но со мной подучился. В «Елах» – то кто с ним будет заниматься? А я с ним каждый вечер.
И сказки ему рассказывала, и буквы он у меня учил… – Она крякнула, допила бутылку.
– Как это произошло, мальчик не говорил?
– Ну, как я поняла, переночевал он в отделении, а наутро его этот инспектор взял за ручку и прямо к Завену. Вот так-то, гражданин следак. Небось сказал, что в приемник везет. А теперь все шишки на Бастинду, она, выходит, самая плохая. Этот-то хмырь, что его забрал, так такого мне наговорил…
А-а… – Она махнула рукой, желая показать, что справедливости от людей не дождешься. – Фиг с ним. Я-то знаю, как дело было. Моя совесть чистая!
– А где теперь негритенок?