Вкус любви
Шрифт:
P. S. Не могу устоять перед желанием отправить вам эту поэму Бодлера, которая называется «Драгоценности».
Дорогая нагою была, но на ней Мне в угоду браслеты да бусы звенели, И смотрела она и вольней, и властней, И блаженней рабынь на гаремной постели. Пляшет мир драгоценностей, звоном дразня, Ударяет по золоту и самоцветам. В этих чистых вещах восхищает меня Сочетанье внезапное звука со светом. И лежала она, и давалась любить, Улыбаясь от радости с выси дивана. Если к ней, как к скале, я хотел подступить Всей любовью, бездонной, как глубь океана. Укрощенной тигрицею, глаз не сводя, Принимала мечтательно разные позы, И невинность и похоть в движеньях блюдя, Чаровали по-новому10
Перевод с французского Сергея Петрова.
«Цветы зла», Месье! Вы зрите в корень! Вот почему я люблю читать: из-за подобного чуда.
Касательно моей теории обращения на «вы»: «теория» — слишком громко сказано. Назовем это лучше эстетикой, которую я развивала, взрослея. В том возрасте, когда начала интересоваться мужчинами, я заметила, что в обращении на «вы» есть опьяняющий шарм, некое напряжение, придающее отношениям не церемонность, как вы выразились, а скорее двусмысленность. И если какое-то время поддерживать эту бесполезную учтивость, переход на «ты» становится более ощутимым.
К тому же парадокс, связанный с обращением на «вы», отличается пикантностью: в некоторых ситуациях «вы» звучит просто непристойно. Надеюсь, я ясно выражаю свои мысли, поскольку чувствую себя немного усталой сегодня вечером…
Вопросы, которые вы поднимаете в вашем письме, довольно щекотливые. Что я видела, что познала… одновременно и много и мало. Думаю, достаточно, чтобы написать то, что вы прочли. Но слишком мало, чтобы использовать слово «киска» с первых же строк — даже если сегодня, когда мне двадцать, а не восемнадцать, как на момент публикации этой статьи, я считаю, что достигла более продвинутого уровня. Во всяком случае, я на это надеюсь. Было бы досадно так любить слова и не уметь их использовать…
Что я познала… если таков ваш вопрос, не думаю, что нужно обязательно узнать многих мужчин, чтобы писать о них. Калаферту было около шестидесяти, когда он создал «Механику женщины», и даже если он проводил немного времени в собственной кровати, я нашла у него множество недочетов, что свидетельствует о его пробелах в глубинном познании представительниц слабого пола. Например, я помню об отрывке, где одна из его героинь говорит что-то вроде: «В любом случае, если бы ты не пришел, я отдалась бы первому встречному. Главное для меня сейчас — это пенис». Однако, имея в своем возрасте кое-какой опыт (который тоже чего-то стоит), я глубоко убеждена: женщина никогда не может хотеть один лишь пенис. Мне кажется, что в женском желании, таком сложном и зависящем от случая, есть некий жизненный инстинкт, призывающий нас к нежному слиянию с мужчиной, даже, и особенно тогда, когда мы одержимы животным желанием почувствовать себя наполненной. Я хочу сказать, что мне никогда не доводилось хотеть лишь какую-то часть мужчины — пусть даже такую. И многие женщины, которых я знаю, не воспринимают пенис без торса, спины, рук, запаха и дыхания, а также слов желанного мужчины.
Поэтому писать о мужчинах в двадцать лет… наверняка я делаю множество ошибок, но я не считаю, что знания играют здесь важную роль. Дело вовсе не в знании мужчин, — познать их до конца вряд ли возможно. Главное — стремление, любовь к ним, желание погрузиться в этот мир широких ладоней и завораживающих голосов, попытаться их понять. На данный момент это мне представляется неплохим призванием.
Что я читала? Много чего. Статья, с которой вы ознакомились, думаю, была написана мною под сильным влиянием Калаферта, ставшего для меня настоящим открытием. Я нашла его в нашем подвале несколько месяцев назад, и мужское изложение мыслей мне понравилось. В ту пору я уже год встречалась с одним парнем, для него безостановочно писала, но он, к сожалению, не был способен родить ни строчки в ответ. И когда «Разврат» предложил мне эту публикацию, я решила поменять героев местами… Вы правильно догадались, у меня есть нечто общее с Люси, и эта сцена действительно имела место быть… Кстати, я хотела бы знать, что навело вас на след.
Я также прочла пару-тройку произведений Сада, но не могу назвать себя большой его поклонницей. К тому же, мне кажется, я знаю все о его творчестве, прочитав лишь «Философию в будуаре» и «Сто двадцать дней». Это здорово раздражает одного из моих друзей, который восхищается Садом… (зато он ненавидит Queen и Beatles, поэтому разве можно доверять его вкусу?).
Читала Батая, разумеется. Мне очень понравилась его «Смерть», из которой Режин Дефорж [11] сделала чудовищно скудную адаптацию. «Моя мать» произвела на меня сильное впечатление, но осталось несколько непонятных моментов: литературный стиль Батая довольно сложен.
Но больше всего меня беспокоит, что я так много говорю и еще столько всего хочу сказать. При этом я практически ничего не знаю о вас. Какая жалость. Это стоит того, чтобы выпить вместе чашечку кофе. Или бокал вина. У меня накопилась к вам масса вопросов. Признаюсь, я очарована мужчинами, которые много читают. Тем более такую литературу. Этот интерес к эротике о многом говорит. Но я оставлю дискуссию на следующий раз, если вам, конечно, есть что мне сказать. Вдруг я покажусь занудой?
Как я уже говорила — я почти всегда свободна.
Мой номер у вас есть.
11
Режин Дефорж — французская писательница (род. 1935), ставшая известной благодаря циклу романов «Голубой велосипед».
(Все-таки, думаю, я не зануда. Я могу быть очень даже забавной. Мне так кажется.).
Признаюсь с легким чувством стыда, я ждал вашего письма с почти лихорадочным нетерпением. И не зря…
И все же, несмотря на вашу прелестную, впечатляющую и раннюю чувственность, я считаю, что опыт позволяет расширить границы эротического мира. Я открыл для себя эротику в литературе в десять лет с помощью Пьера Луи [12] , который казался мне в то время верхом неприличия. Впоследствии я много читал, и в некоторых книгах мне встречались описания ощущений, возбуждения, эмоций, их я тогда не понимал, а понял лишь гораздо позже. Я думаю, знаю, что женщина в определенный момент, чаще всего после или во время сильного возбуждения, может желать исключительно пенис… Я слышал об этом… видел собственными глазами… даже если в другое время действительно в их мыслях присутствует торс, запахи и все, что вы так талантливо описали. Но в определенный момент это резко меняется, объектом желания становится все равно какой пенис, о чем и упоминает Калаферт.
Сад закладывает принципы, на которых впоследствии выстроятся все остальные, и его стиль не очень чувственный, что сегодня немного шокирует. Но то, о чем он говорит, фундаментально. Поскольку он рассуждает об эротизме на грани насилия.
С Батаем вы познакомились. Для теории можно почитать «Эротизм». «История глаза» великолепна… А также «Мадам Эдварда»…
Я понял, что Люси — это вы, после того, как долго и с удивлением рассматривал ваши фотографии в Facebook, улыбку,
Ответьте мне скорее.
12
Пьер Луи (1870–1925) — французский поэт и писатель, разрабатывавший эротическую тематику и вдохновенно воспевавший лесбийскую любовь.
P. S. Не показывайте мои письма своему дяде…
Я прижимаю пенис к твоей щеке Его конец касается твоего уха Медленно ласкай мою мошонку Твой язык нежный как вода Твой язык острый как нож Красный как кровь Его кончик дразнит меня Мой пенис истекает слюной Твой зад меня влечет Он открывается как твой рот Я обожаю его как небо Я поклоняюсь ему как огню Я пью из твоей расщелины Раздвигаю твои голые ноги Открываю их как книгу И читаю там свою смерть.Бабетта закурила только что скрученный косячок, когда я вскрикнула от неожиданности.
— Что? Что такое? — воскликнула она, бросившись ко мне.
— Я сейчас получила мерзкий стих, — выдавила я из себя, силясь улыбнуться, прочитав первые строки с отвращением, смешанным с любопытством. — Воспевающий анальный секс.
Мне не терпелось ему ответить. Бабетта, повторив стих несколько раз, сделала вывод:
— Как видишь, этот парень уже в твоей постели. Я бы даже сказала, что он предается в ней разврату.
Дорогой мой, будьте уверены, никто ничего не знает, тем более мой ангельский дядюшка…
Последние четверостишия очень красивы… Когда я вас увижу?
Я этого очень хочу, но не лучше ли будет подождать?
Подождать? Но зачем ждать? Вы хотите прислать мне другие стихи?
Есть какая-то магия в том, чтобы говорить о таких вещах, не зная друг друга… но долго я не продержусь…
— Мне нравится ваше имя. Элли. Элли, Элли, Элли.
— От вас оно звучит как красивая мантра. Впрочем, меня это не удивляет: я всегда знала, что мое имя не лишено эротизма.
— Так странно, у вас другой тон в СМС.
— Другой? Вам нравится, когда я более раскованна?
— Раскованна? Забавно… Нет, мне нравится в вас все.
— Но все же вы не спешите со мной встретиться.
— Нет, я мечтаю об этом… но мне так нравится наше общение…
— И правда, это литературное напряжение очень приятно. От него теплая волна в животе.
— Вот видите! Оно пикантно… восхитительно… Во вторник утром?
— Отличная идея — во вторник утром!
— Где мы сможем встретиться?
(Наверное, Месье не следовало мариновать меня так долго.
Или Бабетте не нужно было так рано уходить. Оставшись одна, я не могла сохранять видимость нравственности.)
— У меня есть идея, но боюсь показаться вам непристойной.
— У нас с вами все пристойно… но даже непристойность мне по душе… Так где?
— Я имею обыкновение работать в отеле, потому что дома меня все отвлекает. Поэтому, предлагая вам это, я просто приглашаю вас зайти к себе на работу. Я часто останавливаюсь в пятнадцатом округе, на улице Волонтеров.
— Запомнил… вы меня интригуете… значит, улица Волонтеров. Я вас оставляю. Пишите мне еще…
— Обязательно напишу.
— Возможно, я увижу вас во сне…
— Завтра обязательно отчитаетесь, доктор.
Дорогой мой!
Вот запоздалый ответ на один момент в вашем письме, не дающий мне покоя.
Значит, вы пытаетесь задавить мои девичьи ощущения своим мужским опытом… ладно… По-вашему, женщина может желать только пенис. С нетерпением жду момента, когда признаю вашу правоту, но пока очень сомневаюсь, что когда-нибудь смогу сказать: «Мне неважно, кому отдаться. Главное для меня сейчас — это пенис».
Может, со мной уже и случалось нечто подобное. Но, чтобы дойти до такой стадии, я должна быть в полубессознательном состоянии.
Бог мой, но как же тогда поэзия? Я с трудом могу поверить в то, что женщина может до такой степени уподобиться животному, чтобы искать только эту часть мужчины, пусть и фундаментальную.
Хотя, конечно, у меня бывали ночи, когда я ворочалась в своей постели, задыхаясь от всепоглощающего желания. Так что, может, вы и правы… возможно, тогда мне было нужно только это. К тому же как-то вечером подруга поведала мне похожую историю. В стиле Питера Пена, вы увидите, но я уверена: вы оцените ее по достоинству. Итак, дело происходит по ночам. Я говорю «по ночам», потому что их несколько. Везде темно, хоть глаз выколи, время позднее, и малышка на втором этаже, томящаяся в своей розовой девичьей спаленке, извивается на влажных простынях, не в силах уснуть, буквально распятая этой настоятельной потребностью быть наполненной мужчиной — единственным действом, превращающим девочку в женщину. Я заметила, что в подобных случаях бесполезно пытаться удовлетворить себя самой, поскольку вместо спасения получаешь дополнительную стимуляцию и, как только заканчивается оргазм, снова возвращаешься к тем же мыслям. Несколько раз я ловила себя на том, что, лежа в кровати, жду, когда кто-нибудь откроет мою дверь — все равно кто — и овладеет мною. Неважно, кто это будет, — соседский сын, вечно торчащий у окна и тщетно подстерегающий меня, водопроводчик или даже вор. Главное — это тело мужчины. Тело, руки мужчины, его властные потребности, опьяняющий и греховный запах. Я ждала его, как ждала в детстве того, когда же Питер Пен влетит в мое окно. Впрочем, история про Питера Пена довольно забавна. Не так давно я писала одному парню: «Тебе известно, что Господь придумал ночные рубашки для того, чтобы девочки не надевали под них трусиков? Думаю, именно за этим Питер Пен прилетал к Венди. Наверняка эта маленькая шлюха спала раздвинув ноги».
Вы читали эту сказку Джеймса Барри? Мне кажется, это самая красивая и грустная история на свете, повествующая одновременно о смерти детей и пробуждении детского эротизма. Поскольку я уверена: она была голой под своей ночной рубашкой… да еще этот капитан Крюк!
Я просто пытаюсь сказать: желание у девушек, вызывающее невыносимую бессонницу, трогательно тем, что оно абсолютно парадоксально и безнадежно. Я знаю мало девчонок своего возраста, которым повезло испытать настоящий оргазм в объятиях мужчины. Под «настоящим» оргазмом подразумеваю тот, который возникает от проникновения.
Не знаю, в чем причина. Может, в том, что в двадцать лет наше тело еще напоминает неисследованный континент? Или в том, что ребята нашего возраста не имеют достаточного опыта, чтобы понять наши потребности?
Как бы то ни было, удовольствие нам проще доставить себе самим. Но когда нас обуревает это почти истеричное желание секса, справиться с ним в одиночку мы не можем. Поскольку взывает к мольбе не только та часть тела. Желание, поднимающееся из глубин чрева, требует мужского присутствия, просто из чисто животного инстинкта, потому что так задумано природой, потому что физиологически мы созданы для того, чтобы цепляться за спину мужчины, который наполняет нас собой. И сможем ли мы при этом испытать оргазм, уже неважно. Так что в этом смысле вы, возможно, правы. «Главное — пенис».
Однако это непросто и почти унизительно — чувствовать себя до такой степени примитивной. Готовой пресмыкаться, умолять.
А теперь хочу вернуться к тому, о чем вы вкратце упомянули в одном из своих первых писем, — вы не помните, что говорили о своем пристрастии к Мандьяргу и Калаферту моему дяде. Зато вы рассказали о том моей матери на уик-энде в Джерси, или что-то в этом роде. И вот она голая правда: где-то полгода назад моя мать, в очередной раз застав меня с Калафертом под мышкой, воскликнула: «Не понимаю, как ты можешь это читать!». На что я ответила: это, возможно, одна из самых лучших книг в мире. И тогда она сказала мне что-то вроде такого: «Забавно, ты бы нашла общий язык с одним из коллег Филиппа».
Я:?
Мама: «Один из хирургов клиники обожает эротическую литературу».
Вот такая история. Вот кому мы на самом деле обязаны этими сообщениями, которыми обмениваемся уже несколько дней.
Разумеется, им необязательно об этом знать. Но вам это известно лучше, чем мне.
Уже половина четвертого.
Еще раз извините меня за возможные опечатки и орфографические ошибки, просто в этот час я уже себя плохо контролирую…