Вкус смерти
Шрифт:
— Угадал.
— Чего ты добиваешься?
— Сотрудничества, Роман Константинович. Я прекрасно понимаю, ты тут сидишь и решаешь глобальные стратегические задачи. Ядерная мощь. Межконтинентальные ракеты. Все серьезно, внушительно. По гарнизону офицеры ходят во весь рост. Вальяжные. Не пригибаются, не перебегают через плац. А я последний год только и вижу, как страну, надежно укрытую ядерным зонтиком, со всех сторон втихаря обгрызают крысы, будто головку сыра. А ваш главнокомандующий, не стоявший ни дня в строю,
— Ты что-то слишком смело говоришь на такие темы, полковник. Я даже не знаю, как себя при таких разговорах вести.
— Брось куражиться, Ромка. В тебе все играет молодая моча. Тебе кажется, что на каждом шагу надо демонстрировать смелость и мужество, неустрашимость и волю. А это желание такой же опасный синдром, как и безрассудство. Если для безопасности государства комдивы должны быть только смелыми, их не надо учить в академиях. Краткосрочные курсы рукопашного боя и выживания — все, что им бы потребовалось. Дешево и сердито.
— Как ты предполагаешь прикрывать меня от похитителей?
— Прежде всего, я не собираюсь тебя прикрывать. Моя цель — уничтожение банды. Мы очень похожи. Я надену генеральский мундир…
— Нет.
— Но это…
Прасол умолк, осененный неожиданной догадкой:
— Слушай! Тебя оскорбляет то, что твои погоны нацепит простой полковник? Вот оно что!
Деев посмотрел на брата, прищурив глаз, будто прицеливался.
— Ты скажи, голова, какая матери разница, если ухлопают тебя, а не меня?
— Разница большая. Меня не ухлопают. Тебя — да. Я уже это доказал. И не спасут тебя ни личная смелость, ни дивизия, которая будет стоять на ушах. У каждого дела свои особенности. Учти, — Прасол пристукнул ладонью по столу, — тебя, мой дорогой генерал, я бы и дня не стал держать на такой большой должности. В тебе от пацана, заводилы, каким ты был на Покровке, куда больше, чем от государственного деятеля. Что тебя, оказывается, волнует!.. Что?! Не сочтут ли тебя офицеры трусом — так? Тогда ходи по шоссейке пешком. И покрикивай: «Вот он я, Деев. Кому я нужен? Выходи один на один!» И все поймут — ты смелый. И похоронят под музыку.
— Хорошо, ты вынуждаешь меня дать согласие.
— Значит, ты еще не потерянный человек.
— Ладно, что мне делать?
— Прямо сегодня ставь свой «уазик» в ремонт. Пусть машину готовят к покраске. Надо нанести на борта яркие пятна шпаклевки. Необходимо, чтобы машина комдива стала более заметной.
— Это все?
— Нет. Освободи один из боксов в ракетном ангаре. Дай личному составу понять, что ожидается прибытие новой мобильной системы. Освобожденное место предназначено для нее. Система особо секретная…
— Какой смысл в этом?
— Мне под надежным прикрытием надо ввести в гарнизон группу
— Как ты им сообщишь о новой системе?
— Не беспокойся. Это сделают без нас. В гарнизоне у банды осведомитель. Мне его надо вычислить и нейтрализовать. Перед заключительным этапом операции.
— Сколько на это уйдет времени?
— Пока не знаю. Но постараюсь вынудить противника поспешить. Буду ездить по району с утра до вечера.
— Мне что же, придется сидеть все время в гарнизоне? Это исключено.
— В ангаре поселится моя команда и будут машины. Когда тебе надо ехать, заходишь к нам, берешь нашу машину — и езжай. Мне нужна твоя.
— Тебе не кажется, что твой замысел — авантюра? Прасола прихватят в таком месте и в такой час, когда твоей группы не окажется рядом?
— Древние говорили: «omnia mea mecum porto». Все мое ношу с собой. Группа всегда будет со мной. А место, где меня можно прихватить, я им назначу сам.
— Нахал ты, братец! — Деев громко засмеялся. — Таких наглецов, признаюсь, встречал редко.
— И не встретишь, — серьезно ответил Прасол. — У военных давно отбили уверенность и самостоятельность. «Чего прикажете-с», — вот ваш девиз.
Вернувшись из гарнизона, Прасол доложил об успехе предприятия Шаркову весьма коротко:
— С братцем я договорился. Начинаем подготовку операции.
Майору очень хотелось узнать подробности переговоров, но тайны, особенно семейные, выспрашивать неприлично. Расскажет Прасол сам — хорошо, не расскажет… Он не рассказал, а сразу перешел к делу:
— Мне потребуется три-четыре офицера. Смелых, решительных, боевых. Только не от Деева.
— В десантной дивизии есть заштатный резерв, — предложил Шарков. — Одни представлены на увольнение, другие ждут должностей. Такие тебя устроят?
— Надо посмотреть людей. Это не проблема?
— И комдива, Лисова, и кадровика майора Червякова я хорошо знаю.
— Червяков? Знакомая фамилия.
— Его отец генерал-полковник — служит в Москве, в Арбатском военном округе…
— Припоминаю. А сын?
— О, мальчик он колоритный. Безбожно пил. Потом лечился. Теперь примерно служит и блюдет чужую нравственность.
— Придется знакомиться.
Майор Червяков выглядел щеголем. Трудно сказать, как он успел обернуться, но к тому времени только три человека в дивизии — генерал-комдив, полковник — начальник тыла и майор-кадровик — носили новенькую российскую военную форму, возвышавшую их над остальными офицерами куда заметней, нежели размеры и число звездочек на погонах. Всем другим офицерам, как это водится в русской армии, приходилось донашивать тертые-перетертые в трудах и ученье обноски.