Вкус ужаса: Коллекция страха. Книга I
Шрифт:
Я развернулся в поисках подмоги. Ни следа женщины, хотя от нее все равно не было бы никакой пользы. Все окна закрыты. Я мог бы покричать в надежде, что кто-то вызовет полицию, вот только за кладбищем виднелся ярко освещенный и явно деловой квартал. Там мои шансы на помощь казались выше.
Когда жилые дома сменились административными зданиями, я не заметил, слишком увлекся бегом. Но тут были офисы и банки, эмблемы процветания, запертые, как сейфы. Я ощутил себя изгнанником, которого все игнорируют, а монолог Ригга преследовал меня и набирал обороты.
— Выколите
Меня хватило всего на несколько шагов, а затем на дороге раздались рев и крики. Его последователи все никак не переходили к словам. Моя тень упала на асфальт, как жертва убийства, а когда я оглянулся, то понял, что они высветили меня прожектором.
— Я порвал его бумаги, — говорил Ригг. — Я разнесу ему голову. Он будет кричать. Он желе. Он никто. Я хочу, чтобы он страдал.
Он повторялся. Ему не хватало слов. Я довел его до того, что он растерял весь свой словарный запас, — но стиль и смысл его фраз стали мне наконец понятны. Он так не выражался, я же слышал, как он говорит. Ригг украл мою технику. Его послания были построены на использовании букв моего имени.
Без меня у него нет стиля. Он ничто, и я собрался ему об этом прокричать. Свет ослепил меня, однако я все еще слышал его банду. Возможно, я пока не готов к схватке. Слева показался странно знакомый проход. Может, мне пока вернуться в мотель? Даже он сейчас казался уютным. И, едва подумав об этом, я нырнул на боковую аллею и побежал к свету в ее конце.
— Стой, Бреди! — кричал мне вслед Ригг, а потом я услышал, как мое рваное дыхание отражается эхом от стен.
Стены сжимались, я задевал их плечами на бегу. Я почти ничего не видел в полутьме после яркого света прожектора. Но как только я вынырнул оттуда, глаза привыкли к темноте и я понял, где нахожусь. Напротив было здание, в котором я проводил встречу, а слева стоял фургон с ретранслятором.
Я не медлил. Кто-то оставил бутылку на мостовой. Мне жутко хотелось выпить, но времени не было. Обернувшись, я заметил, что, несмотря на яркое освещение, улица странно пуста. А потом я вытащил мотельный ключ с тяжелым брелком. Если другие могли разбить стекло, то и мне это удастся. По крайней мере, в фургоне можно спрятаться. Я с первого удара вынес стекло со стороны водителя и расчистил раму от осколков. А потом открыл замок и забрался внутрь.
Теперь Ригга и его благодарной аудитории не было слышно. Благословенная тишина. И на улицах тихо, как и положено ночью. Ригга словно и не существовало. А раз уж я сюда забрался, то смогу и завести фургон. Сумею ли я скрыться? «Ни за что», — насмешливо сказал бы он, приняв надменную позу. Я не мог спустить ему это с рук, не мог сбежать. Раз уж он предложил мне словесную дуэль, я просто обязан его переиграть. Я буду говорить больше, я смогу выражаться лучше, нужно только понять, как работает громкоговоритель. Мне удалось найти нужную кнопку, и улица наполнилась звуками моего сбитого дыхания. Что выбрать, сарказм или лесть? Стоит мне ошибиться, и главный калибр выпалит вхолостую. Соберись, Бреди. Выбери и не медли. Я буду отвечать тихо.
И все же был неприятный момент, когда я растерял все слова.
Но я понял, с чего нужно начать.
Я подтянул к себе микрофон и сказал:
— Это не я.
ГЭХЭН УИЛСОН
Чертовы кулички
Движением, успевшим за это утро превратиться в нечто вроде нервного тика, Барстоу снова прижался лицом к грязному стеклу широкого центрального окна своей студии и тревожно вгляделся вдаль, вдоль людной городской улицы, ведущей на запад в направлении Манхэттена.
Сначала он с привычным разочарованием расслабился, но затем неожиданно распрямился, а его цепкие маленькие, глубоко посаженные глазки загорелись восторгом, когда он заметил сверкающее черное пятно, которое плавно, как акула, двигалось в разномастном потоке транспорта.
Барстоу победно сжал кулаки, увидев, как пятно направляется к старинному зданию, на чердаке которого располагалась его студия, и с ликованием наблюдал, как по мере приближения оно приобретает очертания длинного лимузина, почти неуместного в своем величии среди разрисованных фургонов доставки и немытых подержанных автомобилей, покрытых шрамами многочисленных царапин и вмятин.
Машина, без сомнения, принадлежит Максу Ретчу, его старому знакомому и по совместительству владельцу одной из самых престижных галерей Нью-Йорка. Он приехал, как и обещал!
Барстоу отвернулся от окна и в последний раз обвел горящим взглядом картины, которые всю неделю отбирал для показа Ретчу. И с удовольствием отметил, что в сером свете студии грубые мазки масляной краски приобрели на холсте зловещий блеск, а портреты и городские пейзажи таятся по углам, как воры, создавая то самое впечатление опасности и угрозы, которого он так искренне старался добиться.
Внезапный наплыв сомнений заставил художника резко развернуться и броситься к окну: как раз вовремя, чтоб увидеть, как рослый шофер открывает пассажиру дверцу и тут же словно усыхает на фоне появившегося высокого и дородного Ретча. Торговец предметами искусства шагнул на тротуар, а следом с проворством ручной крысы выскочила Эрнестин, его неизменная помощница.
Барстоу нервно оглядел улицу и приглушенно выругался, заметив миссис Фенджи с сыночком Морисом, которые, ритмично переваливаясь на ходу, взяли точный курс на приближающихся посетителей. Он видел нетерпеливо выпученные глаза миссис Фенджи, которая семенила изо всех сил, насколько позволяла ее жабья походка.
Старой сумасшедшей отчаянно хотелось прицепиться к экзотическим чужакам и посплетничать, а Барстоу слишком хорошо знал, насколько это недопустимо.
Он сжал кулаки и затаил дыхание, сердце заныло от предчувствий, и Барстоу страстно взмолился, желая лишь одного: чтобы торговец и его помощница не обернулись, чтобы они не заметили приближавшуюся парочку.
Когда Ретч и Эрнестин уверенно проследовали от лимузина к крыльцу его дома, не столкнувшись с Фенджи и даже не удостоив их взглядом, Барстоу накрыла волна огромного облегчения.