Вкус вишнёвой лжи. Книга 2

Андес Марсия

Но у Стаса своих проблем хватает, ему с компанией разбираться надо, а не с какими-то барыгами. Я сам ввязался в это дерьмо, как-нибудь выкарабкаюсь.

В мастерской тепло. Пахнет машинным маслом и старыми драндулетами. Сюда и новые пригоняют, но мне почему-то достаются лишь ржавые корыта. Главный, видать завидует, что я единственный не рукожоп. Остальные только и делают, что бухают двадцать четыре на семь, но с работой вроде бы справляются. Возвратов мало, клиенты довольные. Что ещё нужно автомеханику?

Наполовину разобранный мотоцикл

стоит в другой части зала рядом с подержанной ауди грязного белого цвета. Работы там на несколько дней, и то не уверен, что потяну. Вожусь с байком до самого вечера, ещё и на лишний час задерживаюсь. В итоге домой прихожу грязный как бомжара и уставший как собака сутулая.

Душ. Горячий чай. И жратва.

Ещё и в магаз успел заскочить, так что приготовлю чего-нибудь перекусить, а то маман опять небось из комнаты не выходила. Надо её к врачу сводить, может, какие таблетосы выпишут.

Темно.

Балин…

Бросаю шуршащие пакеты на пол. По памяти нахожу выключатель и дарую этой хате свет. Что меня сразу настораживает: дверь в комнату матери приоткрыта. Это странно. Маман в последнее время даже в коридор не вытащишь.

— Мам, — зову я.

Медлю. Прислушиваюсь. Тишина.

Какого хера?

Бегло осматриваю входную дверь: замок не взломан, значит, вломиться в квартиру никто не мог. А ключи есть только у меня. Гостей впускать она уж точно не станет.

— Мам!

Не разуваюсь — поспешно оказываюсь рядом с дверью и распахиваю её. В комнате полутемно: горит ночник, и тусклый свет падает на разбросанные вещи. Не пройти, не проехать, хуже, чем у меня. Мать по сто раз передвигала тумбочки и прочую подвластную ей мебель, пытаясь забаррикадироваться.

— Ма, — включаю свет.

Осматриваю спальню родителей и в самом углу за кроватью замечаю скрючившуюся женскую фигуру, укутанную в одеяло.

— Ма! — громче зову я, но реакции никакой.

Думает, если спряталась под тряпкой, её никто не найдёт?

Тихо матерюсь, пробираясь через завалы одежды, коробки и непонятно откуда взявшиеся чемоданы. Кто зайдёт, решит, что мать собирается в отпуск. Но нет. Засела здесь как отшельник… Ни себе, ни людям.

Наконец, добираюсь до мамы и хватаю одеяло, собираясь раскутать кокон и привести женщину в чувство, но истошный вопль заставляет меня отшатнуться. На секунду показывается ошалелое лицо матери, затем тут же исчезает.

— Мам, блять, это я, — злюсь.

Снова хватаюсь за одеяло, пытаясь развернуть мать и поставить на ноги, но ничего не выходит. Мама начинает барахтаться и извиваться как испуганная крыса, сквозь визг проскакивают фразы «не прикасайтесь», «уйдите», «прочь из дома», и только после этого моя злость сменяется испугом. Чё здесь происходит? Сто лет не видел мать в таком состоянии.

— Мам, это я, — хватаю её за плечи, встряхиваю. — Это я, Костя. Успокойся!

Смотрит круглыми глазами, не узнаёт. От испуга совсем двинулась.

— Костя? — неуверенно бормочет она.

Ужас

постепенно сменяется облегчением, а затем на её глаза наворачиваются слёзы. Костлявые пальцы цепляются за мою куртку, дыхание становится шумным и глубоким.

— Что случилось?

Затуманенным взглядом осматривает комнату, пытается взять меня в фокус, но безрезультатно. Мелко дрожит, хватает ртов воздух, будто ей не хватает кислорода, судорожно выдыхает. Всё моё тело сковывает злость вперемешку с непониманием: её зрачки расширены.

Пересохшие потрескавшиеся губы шевелятся, но слова застревают в горле и не выбираются на свободу. Я хватаю мать за щёки, пытаясь заставить посмотреть на меня, мало ли, просто показалось, но маман неожиданно зажмуривается и съёживается.

Понимание липкой паутиной окутывает лёгкие, но я оттягиваю до последнего момент, когда хватаю руки матери и оголяю предплечья, убирая грязную кофту. След от укола. Свежий.

— Че это?

У нас в доме нет лекарств, которые нужно вводить внутривенно. Да и маман уже сто лет ничего не принимает.

Мама что-то бормочет: приходится нагнуться, чтобы разобраться хоть какие-то слова.

— Ворвались в квартиру… зашли… пыталась прогнать… заставили…

Больше не слушаю. Резко поднимаюсь на ноги и бегло осматриваю комнату, не сразу замечая на тумбочке клочок бумаги. Я бы даже внимания на него не обратил, если бы на нём не лежал пустой шприц.

Непослушными пальцами беру использованную иглу, второй рукой бумажку. Переворачиваю.

«Это только начало».

Подношу шприц к лицу, но так сразу определить, что в нём находилось, не получается. Героин? Или Морфин? Блять… Этот урод проник ко мне в квартиру и накачал мать наркотой. Я его урою… Я, сука, вырву его кадык и запихну в задницу!

Со всей силы ударяю ближайшую коробку — мать взвизгивает и сильнее зарывается в одеяло. Как давно ей вкололи эту дрянь? И самое главное, как, сука, они проникли в квартиру?

«Это только начало».

Я им устрою сраное начало. Каждую тварь найду и уничтожу. Лично. Своими руками.

Выхожу в коридор, оставляя маман в покое. Набираю номер и звоню Максону. Мозги плавятся от ярости, а корпус техи трещит из-за хватки. Расслабляю руку, пытаясь успокоиться. Парень не отвечает долго: со всей силы ударяю кулаком стену, но боль не отрезвляет.

— Да, Назар…

— Слышь, ты говорил, у тебя кореш есть в больничке. Нужно проверить кой-че, — с ходу выпаливаю я, не в силах совладать с потоками мыслей и эмоциями. — Содержимое шприца.

— А, ну да, — эхо от его голоса разлетается по пустому помещению. — Когда?

— Сейчас, — почти рычу. — И встретиться нужно. Возьми с собой Коляна, который с нами в баре сидел. Через час там же.

Медлит.

— А подождать не может, у меня…

— Нет, это важно! — перебиваю.

— Ладно. Я тебя услышал, — покорно соглашается Макс. — Позвоню корешу, скину тебе инфу, куда подъехать.