Владетель Мессиака. Двоеженец
Шрифт:
Большое движение господствовало за стенами; слышен был звон железа о камни мостовой, ржание лошадей и голоса слуг, бросавшихся в разные стороны исполнять приказания.
«Что бы это значило?!» — подумала жена Бигона. Какое-то неприятное предчувствие и даже страх на минуту встревожили ее; она была не прочь бежать отсюда. Но Эрминия стояла тут же рядом, вооруженная и страшная, как амазонка Ариоста. Пришлось волей-неволей ожидать. Эрминия рукояткой шпаги постучала в дверь, и когда голова одного из бандитов выглянула, произнесла:
— Это ты, Проломи-Бок? Где находится ваш господин?
Узнав говорившую по голосу, Проломи-Бок приветливо отворил настежь обе половинки ворот. Находившаяся на дворе прислуга с удивлением поглядывала на новоприбывшего юношу, шпоры которого звенели по камням двора. Узнав, что Канеллак находится на втором этаже, Эрминия шепнула что-то на ухо Проломи-Боку и пошла к старому барону.
Дверь во двор вдруг заперлась, и бедная жена Бигона, горько сожалея о своем любопытстве, очутилась среди одиннадцати негодяев, обычаи которых были ей уже немного знакомы, так как они-то ее и арестовали некогда в лесах Мессиака, когда она путешествовала с Иеронимом Паскалем. Их глаза блестели так выразительно, что не оставалось сомнения в их намерениях. Но прикрывая смущение наружным спокойствием, Инезилла уселась возле камина, где горел яркий огонь.
Проломи-Бок, игравший роль начальника этой банды, подошел к молодой женщине. Жена Бигона была молода и хороша, стройная, плечистая, как испанка, и огненная брюнетка, как истая гасконка. Покручивая усы, Проломи-Бок положив руку на огромный палаш, обратился к своим достойным сотоварищам со словами:
— Это моя горлица!
— Ну, в таком случае пусть она выпьет из твоего стакана, — хором ответила банда.
Инезилла поспешила налить вина в стакан Проломи-Бока и выпила, чокнувшись со всеми бандитами.
Все были в восторге от такой любезности.
XII
Эрминия вошла к Канеллаку таким же уверенным и смелым шагом, каким в древности входил Александр Македонский в покоренный Вавилон. Молодая и прекрасная женщина, она знала, какое имеет влияние на старого любезника.
Де Канеллак только что расстался с Эвлогием, и поэтому расположение его духа было самое плохое. Но едва он увидел баронессу, которую сейчас же узнал по се густым локонам, как гнев его исчез быстрее летней мглы.
— Это вы! — воскликнул он. — Вы, в этот час, у барона де Канеллака?!
— Я погибла, барон! — ответила Эрминия с отчаянием.
— Вы погибаете, вы, которая, кажется, именно для того и создана, чтобы губить других.
— А между тем я сама погибаю. Но, ради Бога, поговорим серьезно: надо мной нависла большая опасность.
— Как это понимать?
— Выслушайте меня. Но прежде подумайте: меня делают преступницей из-за пустой шутки, которую я себе позволила.
— Я вас слушаю с глубочайшим вниманием.
— Вы знаете, что меня преследует ухаживанием граф Каспар д'Эспиншаль?
— Этот вертопрах, влюбленный во всех женщин Савойи.
— Не зная, как от него отвязаться, я пошла на хитрость: перенести войну на земли моего противника. Этот маневр в большом ходу у военных. Короче, я написала анонимное письмо к владельцу Мессиака, советуя ему более смотреть за своей женой, которую утешает молодой паж, пользуясь его отсутствием по случаю ухаживания за мной.
— О, этот молодой де Легард! Я догадывался… Красивый юноша, и Каспар д'Эспиншаль заслужил свою участь.
— Но я не могла даже думать, чтобы моя невинная, в сущности, шутка могла повлечь за собой такие ужасные последствия.
— Разве Каспар д'Эспиншаль уже убил свою жену и пажа?
— Этого не знаю. Но письмо мое как-то попало в руки моего брата, и этот безумец готов разбить мне голову, если случится беда с прекрасной мадам д'Эспиншаль.
Барон де Канеллак почесал нос.
— Гм! Теперь я все понял. Это то самое письмо, которое мне приносили часа два назад. Так! Тысяча чертей! Некто иной, как Эвлогий отдал его вашему брату.
— Эвлогий? Кто это?!
— Дикий человек, зверь дикий, ужасно много провинившийся против меня.
— Но более всего меня беспокоит, — продолжала Эрминия, — что я, по принуждению, уступая силе, написала второе письмо, в котором обрисовываю себя с самой дурной стороны и даю обещание уйти в монастырь.
Де Канеллак улыбнулся.
— Что же мне следует делать? — спросил он Эрминию.
— Я рассчитываю на вашу защиту. Дело очень серьезно. В эту минуту солдаты окружили мой дом и ищут меня. Телемак де Сент-Беат рискнет пойти на все! Спасите меня, барон.
— Ну, здесь у меня-то вы уже в безопасности!
— Да, но только в том случае, если вы заставите моего брата не вредить мне.
— Что же для этого надо сделать?
— Вы искренно желаете услужить мне?
— Эрминия! Вы знаете, как я вас люблю… Неужели вы сомневаетесь во мне?!
— Докажите мне вашу любовь, любезный барон, и я буду вам благодарна.
— Какого ждете доказательства?
— В эту минуту брат мой скачет в Мессиак. Садитесь сейчас на лошадь, возьмите своих людей, догоните его, отнимите письмо, которое он вынудил меня написать, и заключите его куда-нибудь в надежное место…
И слезы обильно полились из глаз кокетки.
Старый граф осыпал пламенными поцелуями ее ручки.
— Это очень кстати! — воскликнул он. — Мои люди совершенно готовы для похода, и притом мы собирались ехать именно в сторону замка Мессиак.