Владетель Мессиака. Двоеженец
Шрифт:
«Это, вероятно, дон Клавдий-Гобелет», — подумал он и пошел отворить ворота.
— Откуда тебя принесло? — спросил интендант достойного капеллана, когда они снова уселись в столовой комнате.
— Гм!… Принесло… Долго это рассказывать. Я умираю от жажды. — С этими словами дон Клавдий-Гобелет взял флягу с вином и осушил ее.
— Боюсь, плохая новость! — обратился он, поставив флягу на место. — Говорят, граф Каспар д'Эспиншаль убит.
— Дураки, — пожимая плечами, ответил интендант. — Поверь, никогда граф не был так силен, как теперь…
— Что же это ты? По-твоему, я лгун…
— Может быть.
Капеллан обиделся. Но снова взялся за флягу и утопил обиду в вине.
— Вот видишь ли, Мальсен, ты на этот раз можешь мне поверить: Каспар д'Эспиншаль действительно убит.
— Не поверю этому до тех пор, пока не увижу сам головы моего господина.
— Ну, ты ее увидишь! Наткнув на пику, чернь носит с триумфом эту прекрасную голову, которая при жизни пугала многих.
— Капеллан, достойный капеллан, прошу тебя, сознайся.
— В чем мне сознаться?
— Что ты был пьян, когда тебе рассказывали сказки о голове Каспара д'Эспиншаля.
Дон Клавдий-Гобелет почесал пальцем нос и ответил:
— Посмотри на меня, разве я пьян сегодня! Нет, я вполне трезв, а между тем все мной рассказанное я слышал сегодня. Однако в фляжке нет ни капли вина. Что бы это значило?
— Значит это только то, что ты ненасытный пьяница.
— А что же мне больше делать! Молиться и служить обедню запретил епископ. Я сам слышал, как оглашали это безбожное распоряжение в Иссоаре. С амвона монах читал бреве епископа, по которому меня за сообщничество и заговор с осужденным на смерть Каспаром д'Эспиншалем, за помощь, ему оказанную при побеге из церкви, мне, дону Клавдию-Гобелету, запрещается служить обедни, вечерни, совершать таинства, носить духовную одежду, пользоваться десятиной, словом, я лишен всех прав и привилегий моего сана.
Мальсен, слушая эту речь экс-капеллана, засмеялся.
Дону Клавдию-Гобелету показалось, будто кто-то вторит смеху интенданта, но он приписал это отголоскам.
— Не найдется ли у тебя какое-нибудь светское платье, брат Мальсен?
— Разумеется, найдется. Но мне кажется, я слышу шаги людей. Надо пойти узнать, кто это подъезжает к замку.
— Я пойду с тобой, но предупреждаю, что по возвращении мне непременно захочется пить.
Оба собеседника спустились в сторожевую будку и выглянули. Странное зрелище представилось их глазам: по дороге в замок двигалась длинная шеренга людей. У каждого в руках был горящий факел или оружие. Клубы дыма окутывали синим туманом идущих. Блестели пики, дула мушкетов. Временами, в кровавом блеске факелов, появлялись угрюмые и зловещие физиономии.
— Это ночные видения! — воскликнул дон Клавдий-Гобелет и перекрестился.
Мальсен недоверчиво покачал головой, говоря:
— Что это за сволочь? Сегодня ведь не начало масленицы, а между тем идущие оборванцы напоминают банду цыган…
Голова колонны остановилась около замка, и дикие голоса завопили:
— Вот трущоба тигра! Вот нора людоеда! Пойдем и будем петь «со святыми упокой»! Не ради души проклятого разбойника, а за упокой праха людей, им замученных…
Мальсен закусил губы. На плечо его оперлась рука экс-капеллана.
— Что тебе нужно от меня?
— Разве ты не видишь… там… смотри!
Мальсен взглянул и вскрикнул; на пике торчала голова Эвлогия.
В ночной темноте, при свете факелов, Эвлогий похож был на Каспара д'Эспиншаля.
— Однако же вчера еще он был в замке! — шептал Мальсен. — Как это могло статься?
Кто-то наклонился к его уху и шепнул ему:
— Я могу тебе это разъяснить.
Мальсен обернулся и увидел в углу сторожевой будки высокого мужчину, покрытого широким плащом со шляпой в руке. Это был сам граф Каспар д'Эспиншаль. Он говорил голосом, дрожащим от волнения.
— Голова на пике — голова бедного Эвлогия, моего брата, единственного человека, меня любившего.
Крупная слеза упала из глаз сурового графа. Мальсен и дон Клавдий-Гобелет до сих пор видели только злого сеньора из Мессиака, это впервые он плакал перед ними, глядя на голову Эвлогия. Оба свидетеля печальной сцены почувствовали сердечный трепет и смущение.
Таковы были похороны дикого человека.
XXVIII
Телемак де Сент-Беат распорядился сохранять в своем отряде глубочайшую тайну насчет того, куда они идут. Объявлено, что возвращаются в Клермон. А между тем наутро после той ночи, когда чернь носила вокруг Мессиака голову Эвлогия, отряды армии маршала «Великих Дней» остановились лагерем в версте от замка.
Телемак де Сент-Беат позвал Бигона и спросил:
— Ты по-прежнему в хороших отношениях с доном Клавдием-Гобелетом?
— Он со мной не говорит даже.
— Это жаль. Ты мог бы мне оказать услугу.
— Гм!… Услужить… Это бы можно, имей я только небольшие деньги, вроде шестидесяти пистолей, которые я некогда, если вы не забыли, имел честь одолжить вам.
— Как я могу забыть, если ты мне об этом постоянно напоминаешь. Ну, эти шестьдесят пистолей ты получишь. Знаешь ли ты домик, в котором хозяйничала Мамртинка? В этом домике теперь трактир и хозяйничает женщина побойчее Мамртинки. Там сборище веселых людей и пьяниц. Мне нужно, чтобы ты отыскал дона Клавдия-Гобелета.
— Если в домике бывшей Мамртинки собираются пьяницы, тогда не сомневайтесь, кавалер, я там найду дона Клавдия-Гобелета.
— Слушай дальше. Ты меня всегда уверял, что привязан ко мне. Я доверю тебе большую тайну: знай, граф Каспар д'Эспиншаль жив!
Бигон опустил руки и раскрыл рот.
— Он жив! — повторил он громко и, подумав, добавил: — Бедный мой господин! Он сошел с ума.
Но Телемак де Сент-Беат рассказал все происшедшее при взятии Чертовой горы и почему предводители армии считают убитого Эвлогием, а не Каспаром д'Эспиншалем.
— Теперь я все понимаю! Недаром же я был купцом, — торопливо проговорил Бигон. — Недаром же я был и еще кое-чем; вы желаете через меня узнать, где теперь Каспар д'Эспиншаль? Я должен выпытать у дона Клавдия-Гобелета!
Телемак де Сент-Беат кивнул головой и вручил Бигону шестьдесят пистолей.
— Если мне удастся выудить у капеллана тайну за меньшую сумму, остаток денег я возвращу. А пока, честь имею кланяться, я иду исполнять поручение.
Бигон направился к хорошо знакомому для него домику. Светало. Посетителей еще не было. Домик содержали аккуратно и хозяйственно. На пороге повстречался высокий мужчина с прекрасной черной бородой.