Владимир Красно Солнышко. Огнем и мечом
Шрифт:
Они долго сидели вдвоем у разведенного заново огня, теперь уже Незван рассказывал маленькому княжичу сказку о богатыре. Мальчик так и заснул, привалившись к плечу спасителя. Незван осторожно переложил ребенка на лавку, не раздевая, чтобы не разбудить, укутал накидкой и вышел за дровами, тихонько прикрыв за собой дверь. В переходе он увидел Вышана, тискавшего уже не Милку, а холопку, вместо Ариньи ходившую за Изяславом, не смог не укорить:
— Ты хотя бы за княжичем поглядела! Он голодный, в ложнице не топлено…
Вышан недовольно покосился на
— Сам и смотри, коли такой жалостливый!
Глядя на продолжившую миловаться парочку, Незван покачал головой:
— Я-то посмотрю…
Наконец отозвался и сотник:
— Вот ты и будешь за княжичем смотреть!
Прикрывая дверь в ложницу, Незван все еще слышал довольные взвизгивания холопки. Он покачал головой, Вышану только дай волю, всех девок попортит! Где уж тут сотнику о княжиче думать, придется ему самому заботиться о мальчике.
Так Незван поневоле стал для Изяслава кормильцем. Но это пошло на пользу и княжичу, и ему самому, потому как Вышан, взяв в Изяславле все в свои руки, совсем перестал интересоваться Изяславом и дружиной, только тискал холопок по углам да таскал их одну за другой на сеновал. В княжью ложницу брал на ночь особо отличившихся, Милка, вопреки своим надеждам, уже не была в чести, и без нее оказалось много желавших угодить новому воеводе. Незван старался, чтобы Изяслав ничего из этого не видел, но, конечно, уберечь княжича совсем не мог.
Но, главное, он не мог убедить Изяслава, что тот не брошен, развеять его обиды на всех — отца, мать, братьев…
После весенней распутицы в Изяславль приехал князь Туры. Завидев его, Вышан забеспокоился. К чему приезжать, если княгини нет? Княжич обрадовался Туры от души, ходил за ним хвостиком, глядя блестящими глазами. Дрегович не стал Вышана даже слушать, сам обошел все хозяйство, расспросил холопов, попробовал то, что готовили в кухне, потом велел позвать в трапезную сотника и ключницу.
Чуя неладное, Вышан и Милка явились, гадая, что теперь будет. Князь сидел на лавке, по-хозяйски раскинувшись.
— Ну, расскажите, как тут жили без княгини? В порядке ли хозяйство, какое княгиня наладила?
Глаза Туры не сулили ничего хорошего: успел узнать, что Вышан ночует в ложнице Рогнеды и водит туда дворовых девок, что не всякий день очаг в кухне горит, холопы совсем обленились.
— Не успела княгиня и до Киева доехать, а в Изяславле уже запустение? Чего молчите?! Тебя кормильцем при княжиче оставили, ты за него в ответе, а у Изяслава коня и забыли когда чистили?! Терем превратил в место для беспутства, в княжьей ложнице девок… — князь крепко выругался. Понимая, что распутникам отвечать нечего, махнул рукой стоявшему рядом гридю, — забирайте их в поруб!
Милка завопила, заверещала:
— Прости, княже, прости! Это все он, охальник! Силой понудил с ним жить! За княжичем смотреть стану лучше прежнего… прости!
Туры недовольно поморщился:
— Уведите ее, тошно слушать.
Вышан оказал сопротивление,
Позже он несколько раз отправлял в Изяславль какие-то вещицы будто от Рогнеды, передавал от нее приветы сыну. Но в сердце Изяслава так и осталась эта обида брошенного мальчика, навсегда разлучив его с родными. Обман Туры он понял, когда летом прискакал гридь от самой Рогнеды с подарками и словами материнской любви. Изяслав ничего не сказал Туры, но больше ему не верил. А зря, Рогнеда и через родича много раз пыталась приласкать далеко и одиноко живущего старшего сына.
Когда Рогнеда добралась в Киев, князя в городе не оказалось. С одной стороны, княгиня почувствовала облегчение, просто не знала, как глянет ему в глаза, с другой — обиду, что не встретил. В душе снова заворочалось нехорошее чувство, что не очень-то и нужна. Зато ей обрадовался Блуд. Встретил первым, сказал, что князь велел поселить жену в других покоях. Княгиня облегченно кивнула, ей и самой не хотелось бы снова оказаться в той ложнице, где сначала она подняла руку на мужа, а потом муж едва не зарубил ее саму. Другие покои были и лучше, и теплее. Готовы на всякий случай две ложницы, видно, для нее и Изяслава. Блуд, увидев, что княгиня одна, тоже поинтересовался:
— А княжич где?
Рогнеда неопределенно махнула рукой:
— Там остался… В Изяславле. Не захотел сюда ехать.
Взгляд Блуда то ли осуждал, то ли сочувствовал — и не понять.
— А где князь?
— Снова со степняками воюет. Извечная наша беда. И княжичи оба с ним.
— Да ведь маленькие совсем? — ахнула Рогнеда. — К чему таких с собой брать?
— Он не на сечу берет, а просто чтобы к коню приучить да к звону мечей. То не страшно.
Князь приехал на следующий день. С ним княжичи. Рогнеда кинулась сначала не к мужу, а к сыновьям. Обхватила обоих, прижала к себе, целуя щеки, руки, волосы, горячо зашептала:
— Сыночки! Сыночки мои!
Глядя, как прижимает к себе и гладит светлые головки мать, как приникли к ней, украдкой оглядываясь на отца, княжичи, Владимир чувствовал угрызения совести. Как мог он лишить Рогнеду ее детей, а мальчиков материнской заботы? Ведь сам такой не знал с детских лет.
Но Рогнеду только строго спросил:
— Вернулась?
Та от такого приема сначала растерянно замерла, но потом решила для себя, что главное теперь вот эти мальчики, да еще тот, что остался в Изяславле.