Владимир Мономах
Шрифт:
Непроглядная чёрная ночь со всех сторон окружала несчастного князя, ослеплённого по проискам злых людей, и всё-таки, когда он рассказывал о прошлом, в его представлении вновь светило солнце, вставали голубые горы, текли серебряные реки и плескалось синее море, возникал из мрака царский шатёр, украшенный позолоченными щитами воинов. Слепец говорил и говорил, потому что редко можно было встретить такого внимательного слушателя, как Владимир Мономах.
— Царь позвал нас всех на пир, якобы для дружеской беседы. Ему долго пришлось ждать половцев. Долее всех заставил беспокоиться о себе дерзкий хан Боняк.
— Шелудивый?
— Так прозвали его на Руси за его болячки на лице. Но надо сказать, что редко я видел более храбрых воинов, чем этот хан. И гордыни необычайной. На первое приглашение царя он отвечал отказом. Потом всё-таки согласился приехать. Ты ведь знаешь, половец двух шагов не сделает пешком. Боняк подъехал к царскому шатру на великолепном скакуне в богатой греческой сбруе. Алексей кусал губы. Я видел, как лик царя побледнел.
— А ты?
— Я тоже находился среди позванных, увидел всю роскошь греков. Стол ломился от яств, каких я нигде раньше не видел.
Алексей красив, вроде нашего Романа. Он сидел рядом с пожирателями сырого мяса и был весьма любезен с ними. Но все заметили, что он ни одного часа не оставался спокоен. За приветливыми царскими словами скрывались душевная тревога и коварство. За столом нам обильно наливали в стеклянные чаши золотистое вино. Такого питья я больше не попробую. Говорили, что этот сок выжимают из виноградных лоз, произрастающих на каком-то далёком острове…
— На острове Хиосе. Мне говорил митрополит.
— Не знаю. Но это вино пахнет немного фимиамом, и от него приятно кружится голова. После обеда царь лобызал нас и раздавал всем подарки.
— Что же ты получил из рук царя?
— Меч.
— Тот, что носишь на бедре?
Слепой пошарил руками по стене, нащупал меч, повешенный на крюк, с удовольствием погладил его.
— Видишь, как искусно украшены ножны серебром? Царь сказал мне с улыбкой: «Всем известно, что больше всего русские любят красивое оружие!» И протянул мне подарок.
— Разве ты знаешь греческий язык? — удивился Мономах.
Василько не без гордости ответил:
— Знаю.
Владимир спросил, желая испытать Василька:
— Как по-гречески хлеб?
— Псоми, — без запинки ответил слепой князь.
— А небо?
— Небо? Это будет… — замялся он.
— Битва как будет по-гречески?
— Махи. Но там при царе находился человек, который переводил все его слова на наш язык.
— А ханы что получили?
— Золотые и серебряные сосуды. Даже Боняк, что сопел за столом, как вепрь, и тот смягчил свою гордость.
— Ханы упивались вином?
— Все много пили.
— Боняка тоже ласкал царь?
— Лобызал.
Хан уверял, что всё сделает для нового друга. Тогда царь взял со всех нас клятву, что мы не покинем его до конца своих дней.
— И ты клялся?
— И я.
Владимир знал раньше эти глаза, полные жизни и мужества, а теперь вместо них на обезображенном лице зияли два гнойных рубца. Василько продолжал рассказ:
— Боняк едва держался на ногах. В опьянении хлопал царя по спине и обещал отдать ему половину своей добычи. Я ведь знаю также некоторые половецкие слова. Боняк, помню, кричал, что за три дня изрубит всех печенегов.
— Велика ли оказалась добыча?
— Что можно взять у печенега? Нам достались кони, челядь, рабыни.
— Что же потом было?
— Ещё три дня прошло. Половцы проспались, и царь стал снова опасаться худшего. На лице его опять появилось беспокойство. Я всё тебе расскажу, брат. Греческий воевода Никифор послал на помощь Алексею ратников, кое-как вооружённых поселян. Они двигались пешком, а припасы везли на повозках, запряжённых волами. Греки увидели это издали и пришли в смятение. Им показалось, что идёт ещё одна орда. Однако, узнав, в чём дело, успокоились и укрепились духом. Даже вступили в бой с печенегами и одержали над ними победу. Но мне хорошо было известно, что печенеги шлют послов к половцам, чтобы переманить их на свою сторону. Так же они и к царю посылали людей с предложением мира. Он же оттягивал переговоры, чтобы выиграть время.
— Почему медлил? Страшился сразиться?
— Так и я полагаю. А другие говорили, что ждал войско из Италии.
— Из Италии… — протянул Мономах.
— Оттуда, где Рим.
Владимир доходил до Чехии, видел Корсунь и Каффу, а другие князья скитались по всей Европе. Изяслав, сын Ярослава Мудрого, побывал в Польше и в Майнце, а убитый Нерадцем Ярополк ездил в Рим. Сам Васильке стоял под стенами Царьграда.
— Где некогда Август правил, — продолжал он определять местоположение Итальянской земли.
— Знаю. Там ныне папа служит обедни на латинском языке.
Васильке не очень разбирался в церковных делах, но был наделён любопытством к жизни, хотел повидать многие страны и вот лишился самого ценного для человека — способности обозревать мироздание.
— Когда же произошла битва? — спросил Мономах.
— Половецких ханов не прельщали предложения печенегов. У них были свои планы. Но медлительность царя им тоже не нравилась. Боняк грозил Алексею: «До каких пор будешь откладывать битву? Знай, что мы не хотим ждать более. Завтра с восходом солнца будем или волчье мясо есть, или баранье».
— Волчье мясо — это печенеги.
— Печенеги. А баранье — царские воины. Алексей боялся половцев не менее, чем печенегов, и обещал, что наутро начнёт битву. Но это мы тогда спасли его.
— Как вы могли спасти царя?
— А вот так. Накануне сражения мы покинули половцев и перешли в лагерь греков, чтобы стоять рядом с христианами.
Владимир внимательно смотрел на собеседника, принимавшего участие в таких знаменательных событиях.
— Греки обнимали нас, говорили, что мы их избавители от гибели. Помню, половина той ночи прошла в молитве. При свете зажжённых смоляных факелов войско распевало псалмы. Кто мог, украсил своё копьё лампадой или свечой, и весь греческий стан сиял огнями, как звёздное небо в полночь. Воинам дали самый краткий отдых, и с рассветом началась битва. Половцы устремились на печенегов, как волки, и те не выдержали, поспешили укрыться за повозками. Они привезли в них жён и детей.