Владимир Мономах

Ладинский Антонин Петрович

Даниил не торопился в Переяславль. Только, что придя на родину, он уже начал писать своё «Житие и хождение игумена Даниила из Русской земли», которому вскоре предстояло стать любимым чтивом русского человека. Лишь закончив первые части своего труда, Даниил выехал в Переяславль.

И вот они сидят друг против друга в небольшой палате Мономаха среди книг и свитков — немолодой уже, повидавший мир паломник с испещрённым морщинами лицом, с проницательным взглядом светлых глаз, человек, которому суждено было стать одним из виднейших писателей Руси своего времени, и князь-хозяин, князь-воин, большой любитель чтения и грамотей.

Беседа их течёт неторопливо

и дружелюбно. Даниил рассказывает о своём долгом путешествии в святую землю, о шестнадцатимесячном пребывании в тамошних местах.

Он добрался до Константинополя, потом морем доплыл до Яффы в Палестине, побывав во время пути на островах Эгейского моря, на Крите и на Кипре. Из Яффы с другими паломниками Даниил прошёл сухим путём до Иерусалима, попал в королевство крестоносцев, созданное, во главе с королём Болдуином I в 1100 году. В Иерусалиме он поселился на подворье палестинского монастыря святого Саввы и уже оттуда ходил к Иордану и Тивериадскому озеру, в Вифлеем, Хеврон и Галилею, во многие другие места. Долго он стоял в церкви Воскресения у гроба господня.

— Ну а какой он сам, гроб-то господень? — нетерпеливо спросил Мономах.

— Да его и пет, гроба-то, — ответил задумчиво Даниил. — Это как бы маленькая пещерка, высеченная в камне, с небольшими дверцами, через которые может, став на колени, войти человек. В высоту она мала, а в длину и в ширину одинаково четыре локтя. И когда входишь в эту пещерку через маленькие дверцы, по правую руку — как бы скамья, высеченная в том же пещерном камне: на той скамье лежало тело господа нашего Иисуса Христа. Сейчас та святая скамья покрыта мраморными плитами. Сбоку проделаны три круглых оконца, и благодаря этим оконцам виден этот святой камень, и туда целуют все.

— Значит, гроба нет? — с сомнением сказал Мономах.

— Нет, — простодушно повторил Даниил…

— А как же ключи от гроба господня…

— Так это ключи от пещерки, и держит их тамошний ключарь церкви Воскресения.

Мономах замолчал. Всё более и более становилась ему ясной затея рыцарей-крестоносцев. Святыни святынями, ключи ключами, но, видно, главное для них не это, а земли Сирии, богатство Византии и Арабского халифата.

Даниил рассказал, как его несколько раз принимал иерусалимский король Болдуин, как взял его с собой в поход на Дамаск.

А Мономах всё спрашивал — как устроено крестоносное войско, много ли попов берут крестоносцы с собой в поход и как попы несут в походе свою службу, на что Даниил отвечал, что главное дело епископов, и попов, и всего клира в походе укреплять мужеством души воинов.

Надвигалась зима 1110 года. Теперь, после похода Дмитра Иворовича, Мономах окончательно утвердился в мысли, что на половцев следует идти именно в зимнее время или ранней весной. В конце 1109 года он сносился гонцами с братьями, и в начале 1110 года Святополк, Владимир и Давыд Святославич согласились идти в степь искать войско Шарукана тем же путём, что шёл к Донцу и Дмитр Иворович, Опытный воевода должен был идти в передовом сторожевом полку и пролагать дорогу всему русскому войску. Олег Святославич снова отказался помочь братьям, прислав гонца всё с тем же коротким словом «нездоров». На этот раз братья не настаивали, не стыдили Олега. Из Новгород-Северского доходили вести о том, что Олег действительно ослаб телом и душой, почти не выходит из княжеского дворца. По своих воинов он прислал к брату Давыду.

Киевская, переяславская и черниговская дружины сошлись неподалёку от города Воина и двинулись в степь.

Январь в этом году выдался лютым. Стояли жестокие морозы с ветром, дующим с востока. Он колол снежной степной пылью лица воинов, сбивал дыхание у лошадей. Брони настудились настолько, что пальцы тут же примерзали к ним, пешцы пообморозили руки и ноги; не спасали и костры, которые войско запаливало, останавливаясь на отдых. Кони вдруг начали падать.

Князья съехались на совет и решили вернуть свои рати обратно по городам. Надо было сохранить людей, спасти оставшихся коней. К тому же в такую студёную зиму и половцы не посмеют высунуть носа из своих кибиток. Так, не дойдя даже до Донца, не говоря уже о стане Шарукана, где томились в неволе многие русские пленники, князья окончили поход.

Здесь же, в степи, под колючим ветром условились осенью встретиться вновь и подготовить новый поход против Шарукана уже в 1111 году.

ПОХОД 1111 ГОДА

Всю весну приходили в себя дружины и пешцы после неудачного похода 1110 года, и к лету ещё не готовы были русские рати к новой войне с половцами, И случилось так, будто кто дал весть в степь о трудностях и болезнях среди руссов, о нехватке у них боевых коней. Летом этого же года из донских степей вышло нечаянно множество половцев и ударили по Переяславлю. Владимир был в это время в Киеве у Святополка, и город оставайся без князя.

Давно уже стало очевидным, что половцы хорошо знали всё, что творится на Руси, где обретается их самый большой враг Мономах — в Переяславле ли, в Киеве, Смоленске, сколько сил у русских князей и где они стоят, как живут между собою князья — мирно или ратно. Вот и теперь стоило Мономаху уехать в Киев — и через некоторое время степняки уже оказалась около Переяславля. Город затворился в который раз, гонцы с дурными вестями поскакали в Киев и Чернигов.

В Переяславле оставались сыновья Вячеслав, Юрий и восьмилетний Андрей, новая княгиня, которую Мономах взял за себя из боярского рода, чтобы не творить блуда с рабынями и наложницами.

Половцев пришло великое множество, а в городе оставалась лить небольшая дружина; пешцы в эхо время разошлись все по своим дворам, смерды трудились в поле.

По вечерам, как и в давние времена, со стен Переяславля люди в скорбном молчании смотрели, как полыхают пожары в округе. И никто в те дни не выбежал из сёл и слобод к городу — люди были либо убиты, либо сгорели в своих домах, либо попали в плен. Потом были вести, что забрали половцы большой полон около Семи и у Тучина, гнали людей, стянутых арканами, по дорогам, и на многие вёрсты клубилась пыль в сторону Дона.

Мономах к этому времени заручился согласием Святополка на большой поход зимой или ранней весной 1111 года. Потом братья снова съехались на Долобское озеро и там продолжали совещание вместе со своими боярами и воеводами. Они сидели в тех же местах, как и в, счастливом для них 1103 году, и снова в одном шатре. Горячо спорили. Одни стояли за то, чтобы снова двинуться на Донец в ладьях и на конях. Мономах же и Дмитр Иворович, который только что побывал в тех краях, ратовали за зимний санный поход. Донец теперь Мономаха уже не привлекал. Он понимал, что все основные силы половцев стоят на Дону, туда и надо двигаться и, конечно, прямо через степь. Водой же можно потерять время, не дойти до Дона, наступит лето, и половцы в эту нору могут уже откочевать на юг, кроме того, в подсохшей степи на сытых конях они будут уже неуловимы.