Владимир Ост
Шрифт:
– Туда всем бабам и дорога, – Хлобыстин рассмеялся. – В блядский список! Ой, стоп! А там фотки, где я с Аленой около бильярда, не было?
– Да нет, – ответил Осташов. Он не был уверен, потому что листал тогда справочник наскоро, будучи в сильном волнении, но на всякий случай успокоил товарища: – Нет, вас с Аленой там точно не было, я не видел.
– Слушай, Вовец, – сказал Григорий, – а ты сам-то, ну, из-за Аньки, что ее в справочнике пропечатали, уже не паришься?
– Да нет. Чего мне?
Владимир улыбался. Он и в самом деле не держал обиды на Василия.
– Вась, а я, честно говоря, только сейчас вот подумал, – сказал Хлобыстин. – А на хрена иностранцам понадобилось к чужим сиськам-писькам рожи наших баб присобачивать? Чего они, не могли просто своих голых телок нащелкать?
– Дорогое это удовольствие – настоящих фотомоделей в голом виде снимать. Да еще в таком количестве. С каждой же нужно контракт заключать. Прикинь, сколько возни, сколько денег! А так они за три копейки купили у меня вагон лиц. Взяли там откуда-то из своего фотобанка, или еще откуда, голые женские тела, соединили их на компьютере с головами – и вперед. Риска практически никакого.
– В смысле? Это ты про какой риск говоришь? – спросил Григорий.
– Ну, что какая-нибудь мадам, которую я снимал, вдруг случайно столкнется с секс-туристом и он ей покажет эту книженцию, и она увидит себя там, и подаст на них в суд. И, предположим, даже если так случится…
– Ну вот с Анькой же случилось, – вставил Хлобыстин.
– Ну да, – продолжал Василий. – Ну чем это могло бы для них закончиться? Как она подаст в суд? Для этого нужно найти официальную контору, которая выпустила книгу. Потом подавать иск в их иностранный суд, наверно…
Друзья просидели в кафе еще с час.
Они долгое время не виделись. К сегодняшнему дню каждый уже давно занимался своими делами. Но им было что вспомнить. Поэтому, когда пора было расходиться по домам, ностальгия по совместным приключениям настолько охватила троицу, что им захотелось каким-то образом вернуться в прошлое.
– Вованище! – сказал Наводничий. – А поехали со мной в Грозный. Я через пару дней еду туда с немцем, с корреспондентом «Штерна». Он будет писать, а я должен обеспечить съемку для его журнала. Давай и ты с нами, а? Будешь оттуда фигачить репортажи. У тебя же может получиться. В Чечне сейчас опять самое пекло. Публика бойню обожает. Та же «Комсомолка» твои опусы с руками оторвет, – Василий глянул на кислую физиономию Хлобыстина. – И тебя можно туда взять. Надо только придумать тебе там занятие. Я могу сказать, например, в «Штерне», что ты тоже журналист и что ты в Чечне уже был, и знаешь, как взять интервью у боевиков.
– А денег много дадут? Штук пять дадут? – спросил Григорий.
– Ну, штуку – это ты, конечно, залудил. Стольника три могут, ну пятьсот. Хотя можно и штуку для тебя попросить.
– Штуку баксов?
– Дойче марок, – поправил Наводничий. – Они же немцы.
– Бубенть, разве это деньги? – сказал Хлобыстин. – Переть из-за них хрен знает куда. Нет. Я больше из-за мелочевки ничего делать не собираюсь. Я хочу схапать сразу и много. Так что Чечня не катит. Я вот сейчас наоборот думал: может, вам предложить со мной в Питер поехать – там один мой кентяра как раз кое-что хочет замутить.
– И что же хочет замутить твой кентяра? – спросил Василий.
– Ну так, – Хлобыстин замялся, – он толком еще не сказал. Сказал только, что денег у нас будет – грузовик.
– Грузовик денег – это хорошо, – сказал Наводничий. – Если только за это не посадят.
Григорий состроил ему рожу, означавшую: «Твои намеки совершенно неуместны», – и обиженно отвернулся.
– А ты чего молчишь, Вованище? – спросил Наводничий. – Ты со мной рванешь?
– Я – точно нет. У меня тоже дело есть: надо быстро картину на конкурс в Академию живописи нарисовать, а то в этом году не поступлю туда. Можете мне не верить, но я, кстати, тоже хотел вам предложить со мной в Курск поехать.
– А зачем в Курск?
– А мне там надо наброски сделать, чтобы картину потом нарисовать.
– А что ты собираешься в Курске рисовать?
– Храм один.
– В Москве, что ли, церквей мало? – спросил Наводничий.
– Там – именно то, что мне надо, – ответил Осташов, – храм такой, с серебристым куполом. Со стороны Красной площади на него классный вид.
– В Курске тоже, что ли, Красная площадь есть? – спросил Хлобыстин.
– Ну да, а что такого? Только погода бы не подвела. Мне нужно, чтобы небо было облачное.
– Типа задумка режиссера? – спросил Григорий.
– Ну да. Но не в этом дело, блин, дайте мне другое сказать. Я же не про задумки всякие, а насчет нас хотел предложить. Короче, мы поехали бы туда вместе, я быстро нарисовал бы, а потом покуролесили бы там до поросячьего визга. Проветрились бы по полной программе и – назад, в Москву. А?
– Да брось ты, – сказал Василий. – Напиться и почудесить – для этого далеко ехать не нужно. Скажи, Гришаня?
– Ну.
– Можно и здесь, – добавил Наводничий. – И прямо сейчас. А, черт! Хотя нет. Мне сейчас постоянно на стреме надо быть. Поэтому расслабуха отменяется – для меня, во всяком случае. Беру свои слова обратно.
– А чего так? – спросил Хлобыстин.
– Да я тут в историю влип. Уговорил меня один знакомый журналюга из «Российской газеты» забацать на пару материал. Ну и сделали. Он – писал, а я – снимал. Про футбольную мафию, про договорные матчи, подпольные ставки – ну, слышали, наверно, про эти дела?
– Ну и что?
– Ну и что «что»? Нас потом отморозки подловили у «Савеловской», под эстакадой (мы с этим парнем, с Матвеем, как раз вдвоем в редакцию шли), ну и они ему лицо ножом порезали крест-накрест. Это у них знак такой – последнее предупреждение. Во-от. А я от них отбился.