Владимир Путин

Медведев Рой Александрович

Борис Ельцин также не примыкал ни к одной из многочисленных российских партий, хотя и высказывал иногда пожелание о создании какой-то новой политической партии, в которой он мог бы работать. Однако политический облик Ельцина был все-таки более очевидным, чем у его преемника. Ельцин вступил в мир публичной политики еще в 1985 году, он пришел в демократическое движение из верхов КПСС, и это требовало от него постоянной демонстрации антикоммунизма — а это тоже идеологическая платформа. Утверждали, что и В. Путин — антикоммунист, ибо он ставит во главу угла национальную традицию. Однако выступать в защиту русских национальных традиций — это вовсе не означает антикоммунизм. В. Путин 16 лет работал в советской внешней разведке. На всех постах, которые он там занимал, он должен был демонстрировать высокий профессионализм, исполнительность, мужество, но не идеологические предпочтения. Он был членом КПСС, и в его лояльности к партии и партийной идеологии ни у кого не было сомнений. «Я был нормальным советским человеком», — говорил позднее сам Владимир Путин о своих взглядах в 70 — 80-е годы.

Даже после избрания его Президентом Российской Федерации и вступления в должность В. Путин воздерживался от

четкого определения своих идеологических позиций, и это порождало немало толкований или попыток произвольно причислить его к тому или иному из политических течений. Путина определяли и как «западника, равнодушного к идее особого русского пути» (А. Ципко), и как «антизападника, который ускорит новый исторический поворот России» (А. Нагорный). «Путин — несомненный демократ», — заявлял Муртаза Рахимов. «Нет, — возражал Владимир Рыжков, — Путин, скорее, консерватор, чем демократ, он сторонник жесткой власти». «Путин — гуманистический либерал», — говорил Анатолий Лукьянов. «Нет, он прагматик, близкий голлизму, и его позицию невозможно определить идеологическими штампами», — заявлял Игорь Шабдурасулов. «Так кто же такой Путин, — с раздражением восклицал П. Акопов из “Известий”, — западник или славянофил, сторонник втискивания России в “мировую цивилизацию” или приверженец “особого русского пути”? Ответа на этот вопрос нет даже у самого Путина. Волею случая получивший верховную власть в переживающей глубочайший кризис России, полковник Путин действительно не знает, что ему делать и в какую сторону идти. Это почти не заметно только потому, что, в отличие от другого полковника — Николая Романова, правившего Россией в начале века, — Путин обладает решительностью и не склонен к интеллигентской рефлексии по поводу каждого своего действия. Но Россия стоит на перепутье, и направление ее развития, как и сто лет назад, во многом зависит от полковника, совершенно не подходящего на роль лидера великого государства в эпоху перемен» [202] .

202

Известия. 2000. 15 августа.

О том же, но другими словами писала и Л. Цуканова из «Нового времени»: «Большая часть российской интеллигенции довольно нервно относится к президенту. Ей многое не нравится в том, что он делает, но одновременно многое нравится в том, что он говорит. Это для интеллигенции тяжелое испытание: вербальная реальность для нее не менее значима, чем действительная. Поэтому во многих, особенно печатных, изданиях присутствует нота раздраженного ожидания: когда же наконец Путин, этот “черный ящик”, откроется до конца и объяснит, чего же он хочет и что же он будет делать» [203] . Сама Цуканова считала, что Путин будет строить хорошо управляемое, но бюрократическое и вполне советское государство, в котором свобода печати будет ограничена. Я. Кротов из «Общей газеты» был еще более пессимистичен. В России, по его мнению, «будут сохранены в основном коммунистические отношения, а в качестве идеологии нам предложат православие и “культ личности Путина”. Архиерейские соборы заменят собой пленумы ЦК, а народ получит покой, любой, который он жаждет, “бюрократический, кладбищенский, кровавый”» [204] .

203

Новое время. 2001. № 1. С. 10.

204

Общая газета. 2000. 10–16 августа.

Эти обвинения и претензии к Путину были несправедливы. В стране, где совсем недавно рухнул авторитарный идеологический режим, для большинства граждан не было ни необходимости, ни возможности торопиться с переходом к какой-то новой, а тем более общей для всех идеологии. Перед нами возникли идеологические альтернативы, и выбор для многих людей, в том числе и для президента, оказался очень труден.

Владимир Путин пришел к власти не как националист, а как государственник и патриот, и он ссылается в первую очередь на Конституцию, в разработке которой приняли участие главным образом либеральные идеологи, включая и А. Собчака. Однако Конституция — это не идеология, ее либерализм имеет, как это принято говорить, «рамочный характер». Поэтому верность Конституции может сочетаться с приверженностью разным идеологиям и разным религиям.

Но нужна ли вообще России какая-то новая национальная или государственная идеология? Некоторые публицисты утверждали, что в России уже утрачен интерес и доверие к любой идеологии и что это, может быть, даже хорошо. «Существует ли в российском обществе запрос на идеологию, потребность в ней? — спрашивал В. Соловей и сам же отвечал: — Это очень сомнительно. В отечественном социуме преобладает отвращение к любой идеологии, кто бы ее ни исповедовал» [205] .

Нет, утверждал Н. Павлов, Россия не может существовать без своей идеологии: «Россия должна найти свой стержень, свой путь, который есть у каждой цивилизации, нации, государства, нечто объединяющее людей в единое целое в духовном, политическом и иных отношениях. Россия — страна идеологическая, в том смысле, что социальная или миссионерская идея традиционно играла здесь роль, объединяющую и придающую смысл любой деятельности. Именно идея, не обязательно официальная, особого пути и предназначения России поддерживала ее единство» [206] .

205

Век. 2001. № 8.

206

Независимая газета. 2000. 1 ноября.

Александр Проханов из газеты «Завтра» и бывший губернатор Санкт-Петербурга Владимир Яковлев

были также убеждены в том, что России необходима новая идеологическая формула и что Россия даже «беременна» новой идеологией. И тот, кто сможет найти слова и формулы для нее, «тот станет одним из величайших людей нашей эпохи, ибо это сделать очень непросто» [207] .

От президента ждал ответа на самые «проклятые вопросы» российской истории и доктор философских наук Александр Ципко. Именно Путин должен, по мнению Ципко, не только провозгласить, но и объяснить тотальную преемственность трех этапов российской истории XX века и показать, какие ценности мы ставим во главу угла, строя будущее. Путин должен решить проблему «белых и красных», и именно он должен «поставить вопрос об ответственности граждан и за тех лидеров, которым они поклоняются, и за те идеи, которые они выбирают» [208] .

207

Завтра. 2001. № 7.

208

Независимая газета. 2000. 24 ноября.

Все это очень спорные рассуждения и требования.

На самом деле в России не было ни возможности, ни необходимости в создании какой-то новой общегосударственной или национальной идеологии, а также в определении общих для всех граждан страны идеологических ценностей. И дело не только в Конституции Российской Федерации, в которой ясно говорится, что у нас в стране «признается идеологическое многообразие» и что «никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной» (статья 13). Сторонники единой национальной и государственной идеи могут ведь потребовать в соответствии с найденной ими формулой изменить и российскую Конституцию…

В России с ее сложной социальной структурой, с ее богатой, но противоречивой историей, с ее многонациональностью, громадной территорией, на которой веками уживались люди с разной культурой и религией, в такой России спор между западниками и славянофилами, между националистами и интернационалистами, коммунистами и либералами, радикалами и консерваторами, социал-демократами и либерал-демократами может продолжаться вечно, и в этом нет ничего плохого. Если исключить такие традиционные ценности, как семья, дети, здоровье, душевное спокойствие и благосостояние, то все остальные, даже базовые, ценности у российских граждан существенно различаются.

На вопрос о том, «Какая идеология является, по вашему мнению, наиболее приемлемой для России?» — в марте 2003 года 28 процентов российских граждан назвали патриотизм, 23 процента — демократию, 11 процентов — национальную самобытность, 10 процентов — державность, 10 процентов — социализм, 8 процентов — коммунизм, 3 процента — капитализм, 3 процента — религиозность. 9 процентов граждан затруднились дать ответ. Речь шла в данном случае о самой главной идее, а не о их сочетании, например о сочетании социализма и демократии. В России и сегодня при разных опросах от 50 до 60 процентов граждан называют себя верующими, и около 80 процентов из этих людей относят себя к православным. Но только около 10 процентов российских граждан регулярно посещают церковь, и еще меньшее число людей продолжает молиться — своими или церковными молитвами [209] . При оценке западных и традиционных российских ценностей только 15 процентов граждан заявили, что Россия должна полностью или частично ориентироваться на западные ценности. Более 50 процентов граждан страны были убеждены в необходимости ориентироваться на традиционные русские ценности [210] . Активными коммунистами назвали себя 8 процентов граждан, но еще около 15 процентов заявили, что они не отвергают коммунистическую идеологию, а считают ее одной из важных ценностей общества. Более 40 процентов граждан страны считали и продолжают считать важными все главные достижения Советского Союза и советские ценности и сожалеют о том, что многие из них оказались утраченными [211] .

209

Известия. 2002. 25 августа; Профиль. 2003. 31 марта.

210

Общественные науки и современность. 2000. № 5. С. 6–7.

211

Полис. 2000. № 6. С. 55–56.

Чрезвычайно важными, но также очень различными являются оценки российскими гражданами наиболее значительных событий и исторических фигур российского и советского прошлого. Такие оценки являются важнейшей частью национальной и исторической идентификации как отдельных граждан, так и всего общества и тех наций, которые в это общество входят; в России это в первую очередь русская нация. Как известно, нация — это исторически сложившаяся общность территории, языка, культуры, религии, определенных психических и физических черт, традиций и обычаев, но также и исторической судьбы. Однако разные граждане России по-разному определяют сегодня эту судьбу. Так, при разных опросах более 50 процентов российских граждан положительно оценивали фигуру и реформы Петра Великого. Но около 30 процентов граждан страны оценивали в 2000 году деятельность Сталина также положительно, а в 2003 году деятельность Сталина одобрили уже 40 процентов опрошенных [212] . Несколько меньшее число граждан России положительно оценили и деятельность Ленина. В списке десяти самых выдающихся общественных деятелей, «людей столетия» для России на первое место в 2000 году вышел Ленин, а на второе Сталин. Но 6-е и 9-е места в этом списке заняли соответственно А. Д. Сахаров и А. И. Солженицын.

212

Газета. 2003. 5 марта.