Владимир
Шрифт:
— Я не понимаю, что ты говоришь, воевода.
Блюд понижает голос, наклоняется к самому уху князя, шепчет:
— Неспокойно на Подоле и в предградье, говорят, киевляне собираются по ночам, уже имеют оружие.
— Так ловить их, уничтожать, аки псов.
— Ой, княже, княже! Коли бы сила, я уже давно б всех их выловил. Мои люди ходят повсюду по Подолу, Оболони, предградью, но никого не могут поймать.
— Сжечь! — вырывается у Ярополка. — Слышишь, воевода, ох, как бы хотел я сжечь весь Подол, предградье и даже Гору, только бы все это не досталось Владимиру.
— Так-то
Воевода долго молчит, глядя в окно, сквозь которое видны огни за Щекавицей в стане Владимира, потом говорит:
— Думаю, князь, что нам нужно покинуть Киев. Мы пойдем в Родню, там Владимир нас не одолеет, там встретим печенегов, дождемся помощи от ромеев.
— Бежать в Родню? Оставить стол предков, Гору?
— Не думай, княже, что Гора так радостно встретит Владимира. Кто он? Язычник, сын рабыни!.. Еще покойный князь Святослав хотел посадить его на киевский стол, но Гора не его, а тебя попросила княжить. И он ушел к лопатникам, к новгородцам. И теперь Гора встретит его как сына рабыни…
Худое, измученное лицо Ярополка болезненно дергалось. Он сделал несколько шагов по светлице, и в тишине терема шаги его отдавались громом.
Бежать в Родню?
4
Воинство Ярополка несколько дней и ночей бежало из Киева. Полк за полком, тысяча за тысячей воины, собранные из земель Северской, Древлянской, Полянской, княжьи гридни выходили из Киева тайком, по ночам, пробирались лесами и оврагами вдоль Днепра до Триполья, там собирались, ждали князя с дружиной.
Уходили из Киева не только воины — вместе с ними на возах, запряженных лошадьми и волами, нагрузив туда всяческое добро, удирали из города воеводы, мужи лучшие и нарочитые, тиуны и ябедники, купцы.
В одну из ночей Ярополк отправил из Киева жену свою Юлию, она ехала в закрытом возке, ее охраняло несколько сот всадников, гридней князя.
Это было очень опасное, рискованное бегство: в городе и на валах у Щекавицы оставалось совсем немного полков, воины князя Владимира легко теперь могли прорвать оборону, копьем взять Киев.
Но князь Ярополк и его старшая дружина были к этому готовы, они не жалели людей, сидевших во рвах над Щекавицей, вокруг города на холмах, на берегу Почайны и на самой Горе, — то были обреченные люди, они должны были умереть ради того, чтобы жив остался князь.
Сам же Ярополк и его дружина делали все для того, чтобы спасти собственную жизнь: на берегу Почайны стояли снаряженные в путь лодии, на них день и ночь с веслами в руках сидели гребцы, в конюшнях на Горе все время стояли оседланные кони, несколько сот гридней ждали у ворот, чтобы сопровождать князя на лодиях или верхом.
Так наступила последняя ночь. Князь не спал. В тереме царила тишина, нигде не горели огни, одинокий светильник мигал в сенях, где столпилась старшая дружина и куда непрестанно прибывали гонцы с Подола. Они сообщали, что на валах тихо, в стане Владимира ничего не слышно…
Много, очень много хлопот было у воеводы
Всю свою жизнь Блюд заботился, так думали люди, о ком-то: о князьях, княжичах, Горе. На самом же деле думал он только о себе.
Даже жену свою Блюд не любил, а детей у него не было, о ком же мог беспокоиться и заботиться воевода?
В его доме всего было вдоволь, имел Блюд много золота и серебра и при всяком случае любой ценой старался приумножить свое добро.
В эту ночь Блюд забрал из княжеского терема, нагрузил на лодию и отправил в Родню под охраной гридней всю сокровищницу Ярополка — так велел князь, как раз там она будет нужна.
Но не забывал Блюд и о себе: сгибаясь под тяжестью, отнес домой и закопал под грушей, что росла на меже между его дворищем и усадьбой воеводы Воротислава, мех с золотом и серебром…
Стоял поздний ночной час, когда князь Ярополк вместе с Блюдом, воеводами и несколькими десятками гридней миновали ворота Горы, переехали мост и стали спускаться Боричевым взвозом.
Ворот за ними никто не запирал, мост никто не поднял — на Горе некому было это сделать: пустая, холодная, темная Гора оставалась после князя Ярополка и его дружины.
Пусто, холодно, темно было и там, куда они направлялись, — в предградье и на Боричевом взвозе.
Но что случилось? Почему внезапно Блюд остановил князя, куда он смотрит, что видит в ночной тьме?!
— Ой, княже, лихо! — закричал Блюд.
Все они на мгновение остановились и прислушались. Со стороны Подола несся крик множества людей, глухие удары, в темноте вспыхнули огни.
Несколько всадников мчались на конях вверх по Боричевому взвозу. Воеводы и гридни вытащили мечи.
— За Подолом идет сеча! — остановился возле коня Ярополка тысяцкий Путша. — Смерды [149] объединились о воинами Владимира и бьют дружину на валах.
149
Смерд — земледелец. Постепенно эта категория сельского населения перешла в положение зависимых и крепостных.
Блюд и воеводы окружили Путшу.
— Откуда они зашли? Где стоят? Есть ли войско на берегу Почайны? Свободен ли еще Боричев взвоз?
Путша еще раз ответил, что сеча идет на валах, а на берегах Почайны тихо, Боричев взвоз пока свободен.
Впрочем, им и самим было видно: огни — их становилось все больше и больше — горели на валах, на Подоле возле торжища.
— Скорее! К Почайне! — завопил Блюд.
И все они, окружив Ярополка, стали спускаться Боричевым взвозом к Почайне. В призрачном багряном отсвете огней с Подола было видно, как, осторожно перебирая передними ногами и приседая на задние, бредут в черную пустоту ночи кони, как встревоженный князь, воеводы и гридни не отрываясь всматриваются в Подол.