Владычица магии
Шрифт:
– Здесь неподалеку просека, – показал Дерник на видневшуюся среди деревьев дорожку. – По ней можно спокойно проехать.
– Пойдем, – согласился Волк.
Мокрые листья заглушали стук копыт; путешественники, свернув на узкую тропинку, проехали в молчании почти лигу, пока впереди не открылась поляна.
– Может, спешимся здесь? – предложил Дерник, показывая на родник, тихо звенящий на покрытых мхом камнях.
– Сойдет, – согласился Волк.
– Но нам нужно хоть какое-то укрытие, – заметил кузнец.
– Я купил шатры в Камааре, – сообщил Силк. – Они в тюках.
– Весьма
– Я бывал раньше в Арендии, леди Полгара, и хорошо знаком со здешним климатом.
– Тогда мы с Гарионом пойдем нарубим дров, – решил Дерник, спрыгнув на землю и отвязывая притороченный к седлу топор.
– Я помогу вам, – вызвался Леллдорин; встревоженное выражение по-прежнему не сходило с лица юноши.
Дерник, кивнув, пошел вперед. С деревьев капала вода, но кузнец, казалось, каким-то шестым чувством вел их туда, где было посуше. Они быстро молча принялись за работу, стараясь сделать как можно больше, пока солнце совсем не закатилось, и вскоре набрали три большие вязанки веток и хвороста. Пришло время возвращаться на поляну, где трудились Силк с остальными, воздвигая несколько серовато-коричневых шатров. Бросив хворост на землю, Дерник ногой расчистил место для костра, опустился на колени и высек ножом из кремня искры, успев вовремя поднести поближе кусок сухого трута, который всегда носил с собой.
Вскоре по веткам весело побежал огонек, и тетя Пол принялась ставить к костру горшки, что-то тихо напевая.
Вернулся, накормив лошадей, Хеттар, и все стали наблюдать, как тетя Пол готовит ужин из тех припасов, что перед отъездом уговорил их взять граф Релдиген.
Поев, они уселись вокруг костра, тихо переговариваясь.
– Сколько мы проехали сегодня? – спросил Дерник.
– Двенадцать лиг, – откликнулся Хеттар.
– Много ли еще до конца этого леса?
– Восемьдесят лиг от Камаара до центральной равнины, – пояснил Леллдорин.
Дерник вздохнул.
– Неделя или больше. Я надеялся, что путешествие займет всего несколько дней.
– Прекрасно понимаю тебя, Дерник, – согласился Бэйрек. – Здесь все такое мрачное. Вызывает неприятные чувства.
Лошади, бродившие у ручья, тревожно заржали.
Хеттар вскочил.
– Что-то неладно? – спросил, тоже поднимаясь, Бэйрек.
– Они не должны... – начал Хеттар, но тут же замолк. – Назад! – приказал он. – Подальше от огня. Лошади говорят, что там в лесу люди. Их много, и все вооружены.
И отпрыгнул подальше, вынимая саблю из ножен. Бросив на олгара испуганный взгляд, Леллдорин ринулся в шатер. Для Гариона мгновенное разочарование в друге было подобно предательскому удару поддых.
Но тут в воздухе раздался тонкий свист; стрела, ударившись о кольчугу Бэйрека, отскочила.
– К оружию! – заревел великан, выхватывая меч.
Гарион схватил тетю Пол за руку и попытался оттащить от костра.
– Немедленно прекрати, – приказала она, вырываясь.
Еще одна стрела со зловещим воем вырвалась из тумана. Тетя Пол слегка взмахнула рукой, будто отгоняя назойливую муху, и пробормотала какое-то слово. Стрела тут же отскочила, словно наткнувшись на что-то твердое, и упала на землю.
Послышались гортанные крики; с противоположного конца поляны вырвалась горстка здоровенных мужчин явно бандитского вида. Они смело бросились в ледяную воду, размахивая мечами. Бэйрек и Хеттар ринулись наперехват, а в это время из шатра выбежал Леллдорин с луком в руках и принялся рассылать во все стороны стрелы так быстро, что за движениями рук невозможно было уследить простым глазом. Гариону стало ужасно стыдно, что он усомнился в храбрости друга. Один из нападающих со сдавленным криком опрокинулся назад: в горле торчала стрела.
Другой перегнулся, держась за живот, и, застонав, свалился мешком, третий, совсем молодой, заросший светлой мягкой бородкой, осел мешком, цепляясь за перья засевшего в груди древка, с ошеломленным выражением на мальчишеском лице.
Потом вздохнул и упал на бок, из носа заструилась кровь.
Оборванные грязные разбойники, встреченные дождем стрел Леллдорина, дрогнули, и тут в бой вступили Бэйрек и Хеттар. Тяжелый меч Бэйрека описал широкий круг и опустился на шею черноусого бандита, почти отделив голову.
Хеттар сделал выпад саблей и почти небрежно проткнул второго, с лицом, изрытым оспой. Тот на мгновение застыл; изо рта хлынул поток яркой крови.
Вперед выбежал Дерник, размахивая топором, а Силк, вытянув из-под куртки длинный клинок, быстро помчался к мужчине с лохматой каштановой бородой, в последний момент нырнул вперед, перевернулся и ударил бородатого в грудь обеими ногами, тут же вскочил и вонзил кинжал в живот врага. Раздался странный хлюпающий звук, раненый с воплем обхватил себя руками, пытаясь запихнуть обратно вываливающиеся красно-синие внутренности; петли кишок, свисая с пальцев, скользили на землю.
Гарион ринулся к тюкам, чтобы достать меч, но внезапно кто-то с размаху схватил его сзади. Юноша вырывался изо всех сил, но почувствовал ошеломляющий удар по голове; в глазах полыхнула белая молния.
– Это тот, кто нам нужен, – прохрипел чей-то грубый голос.
И тут Гарион потерял сознание. Его несли куда-то: в этом Гарион был уверен. Чьи-то сильные руки поддерживали обвисшее тело. Он не знал, сколько прошло времени с момента удара по голове. В ушах по-прежнему звенело; сильно тошнило. Не делая лишних движений, Гарион осторожно приоткрыл один глаз. Все плыло, покачивалось, словно в тумане, но ему удалось различить лицо наклонившегося над ним в темноте Бэйрека и снова, как тогда в снежном лесу в окрестностях Вэл Олорна, на знакомые черты странно накладывалось изображение косматой морды огромного медведя. Гарион вздрогнул, закрыл глаза и начал слабо отбиваться.
– Все в порядке, Гарион, – полным безмерного отчаяния голосом заверил Бэйрек. – Это я.
Гарион открыл глаза – медведь тут же исчез. Он даже не был уверен в том, что на самом деле видел зверя.
– Меня ударили по голове, – промямлил юноша.
– Больше им это не удастся, – по-прежнему с отчаянием пробормотал Бэйрек.
И неожиданно этот огромный человек осел на землю и закрыл руками лицо. Уже совсем стемнело, и почти ничего нельзя было разглядеть, но, похоже, плечи Бэйрека тряслись от ужасных, с трудом подавляемых рыданий, почти беззвучные сухие всхлипы раздирали душу.